Анна не видит и не слышит никого из них. Она слишком молода. У нее еще вся жизнь впереди. А теперь еще есть и малышка, Надежда, Верина внучка.

«Никто из нас не бессмертен»…

«Но посмотри, моя дорогая. Посмотри на этого ребенка».

— Галя, ты не принесешь мой альбом?

Альбом лежит на углу кухонного стола. Аня держит его там почти все время, и берет, когда у нее есть минутка. Она рисует обыденные вещи: проросшую луковицу, смятую посудную тряпку. Она рисует березовые ветки, которые Галя принесла с улицы и поставила в воду, чтобы они распустились в тепле. Она рисует кусочки коры и отметины на стенах.

Вчера, когда она перепеленывала ребенка, вдруг потянулась за альбомом и за несколько секунд зарисовала детскую ножку.

Анна открывает альбом. Он начинает заполняться рисунками. Рисунки не слишком хороши, потому что она утратила навык. Она позволила себе не соблюдать дисциплину, которая диктовала ей: «Рисуй ежедневно, как бы ты себя ни чувствовала». И в какой-то момент она вообще перестала рисовать, из-за того что постоянно обдумывала качество своей работы.

Нужно рисовать только маленькие вещи. Не нужно замахиваться на весь мир, ни к чему это. Анна берет карандаш и рисует линию Надюшиной щечки.

Она будет рисовать ее день за днем. Это станет летописью ее жизни.

Чудес не бывает; но на секунду она верит, что однажды Андрюша увидит своего ребенка.

27

27

В марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего, вслед за смертью Сталина, по инициативе Лаврентия Берии началась амнистия узников ГУЛАГа. Более миллиона двухсот тысяч заключенных, осужденных на срок до пяти лет включительно, были освобождены. Тем не менее под эту амнистию попало очень мало политических, потому что сроки их заключения намного превышали пять лет. К тому же ее условия исключали приговоренных по обвинениям в «контрреволюционной деятельности».

В течение нескольких последующих лет тоненький ручеек пересмотров дел и реабилитаций политзаключенных стал потоком, который, однако, вопреки высказанным позднее опасениям Хрущева, так и не превратился в «наводнение, в котором мы все утонем». Анастас Микоян, член Политбюро на протяжении тридцати с лишним лет, заметил, что невозможно было в одночасье провозгласить всех бывших «врагов народа» невиновными, потому что тогда стало бы понятно, что страна управлялась не законным правительством, а шайкой бандитов.

В апреле тысяча девятьсот пятьдесят третьего «Правда» заявила, что следственная комиссия, организованная Берией, выявила применение МГБ «незаконных методов» с целью добиться признательных показаний от обвиненных в участии в заговоре по «делу врачей». Врачей реабилитировали, тех, кто остался в живых, выпустили на свободу. Виновные должностные лица МГБ были арестованы. В редакторской передовице «Правды» по поводу смены политического курса было обещано, что советское правительство и впредь будет уважать конституционные права советских граждан.