– А разве ваш друг Клермон не был идеален? – не отставала Клер, – я ведь так старалась!

Леди Джоанна стиснула кулаки.

– Он был идеален. Но он меня не любил. Поэтому я любила его. Я очень вам благодарна, мадемуазель. Моя благодарность сейчас стоит на самой высокой точке. Что будет через мгновение, я не знаю.

– Тогда позвольте мне пару часов подремать, мадам, – улыбнулась Клер и поднялась на ноги, – если я этого не сделаю, то едва ли смогу потом целый день работать.

Леди Джоанна очень внимательно проследила, как Клер, белея при свете звёзд голыми ногами, подошла к люку пушечной палубы, на которой она обычно спала, как исчезла в нём. Когда трап перестал скрипеть под её розовыми пятками, англичанка опять взглянула на паруса, затем – на конверт, сжатый её пальцами, и, поднявшись, сделала шаг к кормовому борту.

Разбуженный свежим ветром зверь-океан в предрассветных сумерках щурил синие, с прозеленью глаза и грозно ворчал. Очень много знал про вечную жизнь этот исполин, оскаливший свою пенную пасть от Азии до Америки. Но красивой и молодой, богатой и знатной женщине никакая вечная жизнь была не нужна без её Клермона. А вот Клермона как раз и не было. Как пришёл он из ниоткуда, так и покинул леди Джоанну на веки вечные. Ветер хлёстко трепал конверт с прощальным письмом – последнюю память о де Шонтлене. Но де Шонтлен – ни живой, ни мёртвый, леди Джоанне тем более не был нужен. Вынув письмо, она его порвала, а затем – конверт. Отдав клочки ветру, прекрасная англичанка бросилась в океан. Один из клочков ветер принёс в камбуз, благо что дверь была нараспашку, и опустил на стол. На этом клочке был самый конец письма – всего две строки.

Глава семнадцатая

Глава семнадцатая

Ветер усиливается

Леди Джоанну искали по всему кораблю почти до полудня, так как была слабая надежда на то, что она уснула где-нибудь в трюме. Но когда стало окончательно ясно, что англичанки на борту нет, все похолодели от ужаса. И Элен, и Софи очень опасались того, чем им накануне грозил ван Страттен, хоть с той минуты они вообще ничего дурного не сотворили. На всякий случай близняшки подошли к Сэмми и угостили его бисквитами. Капитан и все остальные боялись худшего. Этот страх был вполне оправдан: ведь одно дело – взять к себе на корабль дочь герцога без согласия её мужа, и совершенно иное дело – дать ей свалиться за борт. Тут пахло виселицей.

По лицам матросов было заметно, что они очень хорошо это понимают. Из опасения бунта Эдвардс с Ван Страттеном заперли на второй замок оружейный склад, заткнули за пояса по два пистолета и с утра пили один лишь кофе. После обеда они вдвоём стояли на шканцах, и, задрав головы, отдавали команды марсовым, потому что ветер усиливался и круто менял своё направление. Волны порой окатывали их брызгами и качали корабль так, что Дэнисен на брам-стеньге парил по небу, как альбатрос. На матросах, которые выбирали шкоты грота и фока, не было ни одной сухой нитки. Но горизонт был чист, барометр до тревожных значений не опускался.