Первая Проститутка. Все есть вода. Так говорит гость мой Фалес. Вторая Проститутка. Все есть воздух, так сказал мне юный Анаксимен. Третья Проститутка. Все есть число. Мой лысый Пифагор не может ошибиться. Четвертая Проститутка. Гераклит ласкает меня, шептая: всё есть огонь (4: 252).

Первая Проститутка. Все есть вода. Так говорит гость мой Фалес.

Вторая Проститутка. Все есть воздух, так сказал мне юный Анаксимен.

Третья Проститутка. Все есть число. Мой лысый Пифагор не может ошибиться.

Четвертая Проститутка. Гераклит ласкает меня, шептая: всё есть огонь (4: 252).

Тем не менее, как напоминает И. П. Смирнов, в своем романе этот экстатический графоман пародирует философские искания самого Набокова. Согласно Бушу, «вселенная лишь атом, или, правильнее будет сказать, какая-либо триллионная часть атома», «последняя частичка одного, я думаю, центрального атома, из которых она же состоит». Смирнов, бесспорно, прав, когда говорит, что тот «перевирает соображения Паскаля», однако предлагает не слишком убедительные альтернативы: сперва монадологию Лейбница[625], а потом математическую теорию Георга Кантора[626]. Между тем лейбницевские монады лишь отражают в себе, причем по-разному (а вовсе не включают в себя, как у Буша), нашу вселенную. Упоминаемая же Смирновым канторовская бесконечность как «качество множеств, равномощных его собственным подмножествам», тоже далека от космологических прозрений Буша, с жаром возгласившего: «Прочь из тюрьмы матматики!» (4: 389–390).

Думаю, что его «центральный атом» – это ведийский atma и вместе с тем его анаграмма, то есть стилизованный под физику псевдоним «высшего Атмана» – того, что, будучи «меньше малого», заключает в себе вселенную («больший, чем эти миры»)[627], состоящую, в свою очередь, из тождественных ему бесчисленных атманов. К этому Атману нам еще предстоит вернуться в последней главе.

Романтическая традиция в «Отчаянии» Набокова

Романтическая традиция в «Отчаянии» Набокова