Деваться Клоду все равно больше было некуда, так что он остался в школе до вечера. Женщина с раскрашенными щеками пристроила его к делу — отмывать метлы, что казалось пустой тратой времени, хоть он и подозревал, что невозможно дочиста вымести полы грязными метлами. Когда он наконец вернулся в номер в пансионе, там было пусто. Ему казалось, что совсем поздно — уже завтра, — но матери нигде не было. Однако, как только он раскрыл компьютер, тот звякнул вызовом. Клод понадеялся, что отец будет не слишком разочарован, если ему ответит очередной сын, а не жена.

Пенн затаил дыхание, пока электроны в пляске неслись через пятнадцать часовых поясов, через океаны и соединяли его с окошком, открытым в Таиланде, явив глазам дочь. Неровная обритая голова, мешковатая одежда, припухшие красные глаза прожгли насквозь экран компьютера и превратили ее в маленькую, печальную, усталую версию его девочки, но все равно это была его маленькая девочка. Пусть она проехала полсвета и полностью трансформировала себя, она по-прежнему была прямо здесь, перед ним. Он вспомнил то время, когда она только-только стала Поппи, когда его сознание разучилось пользоваться местоимениями. И теперь было так же. Этот странный новый мальчик, называвший себя Клодом, был лишь маской. Пенн по-прежнему видел перед собой Поппи, и ее нельзя было ни с кем и ни с чем спутать, как нельзя ни с чем спутать Рождество.

— Как прошел первый день в клинике? — Пенн отчетливо услышал всю бессмысленность вопроса, словно спрашивал, как дела в школе или сделала ли она домашнее задание. Но не хотелось пугать ее или, того хуже, заражать пока еще бесплодными идеями, поэтому воздержался от вопросов о том, что действительно хотел знать.

— Глупо, — нахохлился Клод.

Пенн постарался сохранить оптимизм в голосе:

— Чем занимался?

— Меня заставили преподавать.

Лицо отца просветлело:

— Что преподавать?

— Английский. Маленьким детям.

— Как замечательно! — Отец послал мозговые волны экстатической благодарности в сторону Юго-Восточной Азии. — Поп… Клод, это же такой подарок тебе и этим детям! Из тебя, должно быть, получился классный учитель!

— Они думают, что я монах, — буркнул Клод.

— Правда? Почему?

— Потому что я лысый. — Он провел жалкой рукой по своим жалким волосам. По своим жалким недоволосам.

— Они же маленькие, — пояснил отец. — Просто растерялись.

— Девочки разве могут быть монахами? — Клод не отрывал взгляда от клавиатуры. — Или это означает, что они смогли понять, что я мальчик?

— Не знаю, — признался Пенн. — Я мало знаю о буддийских монахах.