Устная традиция

Устная традиция

Через три недели работы в школе на голове Клода отросли два с половиной сантиметра жалкого каштанового пушка, а его класс разросся с трех до семи, потом до десяти, а потом до двадцати пяти детей. Та ответственная женщина с разрисованными щеками (директор? учительница? секретарь? мэр?), которая в первый день заверила его, «ты хорошо», очевидно, сама в это не очень-то верила. Постепенно Клоду стало ясно, что Мия, Дао и Зея были засланы первыми, потому что с ними было легче всего. Они были благовоспитанны, с приличным английским, и на самом деле им не очень нужны были сомнительные умения десятилетнего американского репетитора. Поэтому именно они были теми, кого Клоду больше всего хотелось учить. Это также означало, как объяснила Но Га, та самая директор/учительница/секретарь/мэр, что именно они были теми, кому его уроки были нужны меньше всех. Она прислала их первыми, чтобы не слишком травмировать нового учителя — который, помимо того что не был даже подростком, не получил никакой педагогической подготовки, — но свое мнение она изменила быстро.

— Я не знаю, как учить английскому. — Клод слегка запаниковал, когда его класс сперва удвоился в размерах, потом удвоился снова и еще раз.

— Ты говорить. — Но Га одарила его интернациональным взглядом типа «так в чем проблема?».

— Я говорю на нем, да, но я не знаю, как преподавать его кому-то другому.

— Никто не знать, — отмахнулась Но Га, поворачиваясь к другим ученикам, другим урокам. — Как ты учить?

— Преподавать?

— Учить говорить.

— Ой! Я не помню. Я был совсем маленьким.

— Так будь их мамой, — посоветовала Но Га. — Ты учиться, когда слушать, говорить, читать. Они так же.

В то время как первые трое сидели тихо, относились к нему уважительно и внимательно слушали, остальные двадцать с небольшим ерзали, хихикали и переговаривались на языке, которого Клод не знал, в то время как он пытался серьезно разговаривать с ними на языке, который им полагалось учить. Но они не учили. В то время как первые трое радовались, когда им читали старые книжки, новые двадцать с небольшим жаловались (по крайней мере, ему так казалось), что уже много раз их перечитывали. Касательно собственно изучения английского, Клод подозревал, что эти дети уже расширили свой словарь настолько, насколько можно было по рассыпавшемуся, как пересохшие листья, экземпляру «Матушки Гусыни». Да и вообще ему казалось, такие слова, как «курган», «сырки», «утлые лодчонки» и «гороховая похлебка», нечасто всплывают в разговоре на современном английском. По крайней мере, в его разговорах не встречались. И в то время как первые трое были маленькими девочками, какой был он сам (по крайней мере, раньше), как минимум половина новых детей были мальчиками. И хотя когда-то Клод был и мальчиком тоже, все равно происходящее напоминало выдумки его отца: словно это было давным-давно, в одном далеком королевстве, понарошку. Маленькие мальчики его пугали, потому что он не знал, как с ними разговаривать. И потому что… а вдруг они присмотрятся к нему и поймут, что он тоже мальчик?