…В начале восьмого позвонила Диана, сказала, что задержится в Финляндии еще на неделю. Люська рвала и метала, орала, что потратила два часа на готовку утки с черносливом, сломала ноготь и обожгла палец. Трагедия, конечно, громадная!

В восемь пришел Димон. Почувствовав запах утки, он потер ладони.

— Вы курицу жарили? Я с двух часов ничего не ел. А с чем курица, Люсь? С картошкой?

— Иди, мой руки, — прогудела Люська. — Курицы нет, есть утка с черносливом.

— Утка? Ммм… Утка — это айс! — Димон прошел в ванную комнату, включил воду и крикнул: — Глебыч, а у меня новость.

— Хорошая?

— И да, и нет, — прыснул Димон. — Я сегодня с работы уволился.

— Да ладно? — оживилась Люська. Ее лицо просветлело, глаза заблестели.

— Серьезно. Надоело! Гоняют по девять часов в день, а обращаются, как с рабом. Фиг с ними, что-нибудь другое подыщу.

— А может, не надо? — спросила Люська, протянув Димону полотенце.

Он не успел ответить — в коридоре раздался звонок.

— То пусто, то густо, — Люська распахнула дверь и заорала: — Глеб, Алиска пришла.

Я выскочил из комнаты мгновенно. Алиса тяжело дышала, щеки горели. Она разулась и села на стул в коридоре.

— Ребят, я к вам ненадолго. А чем у вас так вкусно пахнет? Слушайте, не знаете, где можно купить неглубокую вазочку из зеленого стекла?

— Зачем тебе? — удивился я, отметив, что Алиса сильно нервничает.

— Разбила… Туся схватила со стола желудочек и в комнату побежала… Я за ней рванула… Муся у комода сидела… Я ее не увидела, споткнулась… Короче, вазочка вдребезги…

— Пуся-Муся… Дурдом! Давайте сначала поедим, потом все обсудим, — взмолилась Люська. — Алис, мой руки.

Пока мы ели, Алиса непрестанно говорила о кошках. Не выдержав, я ляпнул:

— Такое впечатление, что ты целыми днями там пашешь, как папа Карло.

Понимаю, поступил глупо, но во мне говорила обида и, быть может, эгоизм. С тех пор как Алиска стала ходить к Анне Яковлевне, наши встречи практически сошли на нет, и меня это очень злило.