— Не.

— Ну, заходи! Полюбуйся — что твой леший натворил!

Я пригнулся и вошёл в низенькую калитку. Специально, что ли, её так сделали? Чтобы все кланялись при входе?

Только подумав об этом, я сразу почувствовал, что не ошибся.

Рационализаторы, бля!

Идолы внутри капища были повалены и изрублены топором.

Воисвет положил руки на крест и прикрыл глаза.

Поваленные идолы осветились мягким белым светом. Свет поднимался вверх и словно утекал через дыры в крыше капища.

Вслед за светом с земли поднимались поваленные идолы. Они вставали прямо на свои места, словно никогда и не падали. Обугленная чернота сходила с них, осыпалась на землю мелким серым пеплом. Рубцы от топора зарастали, словно живая плоть.

Охереть!

Через несколько минут все идолы, кроме одного, стояли на своих местах. На земле остался только один укороченный обрубок.

Воисвет подошёл к нему, опустился на колени и положил руки на обугленное дерево. Свет с его ладоней силился проникнуть вглубь идола, но ничего не получалось.

Волхв разочарованно поднялся.

— Преступник отрубил голову идолу Перуна! — крикнул он монахам. — Ищите её!

Монахи проворно рассыпались по окрестным кустам. А я вспомнил обугленный обрубок, который течением Волхова прибило к моему берегу. Похоже, он отрублен как раз от этого бревна.

Но радостно делиться своим открытием с волхвом я не стал.

На хер надо? Пусть сам ищет!

Вместо этого я попытался протолкнуть другую сногсшибательную идею.

— Послушай, волхв! Тот, кто это сделал, совершил настоящее святотатство.

Воисвет удивлённо взглянул на меня.