Светлый фон

Муша продолжал бормотать, а Буртя, как ни напрягал слух, не мог разобрать ни слова. Зато лошадь услышала! Протащив возок шагов за полста вперед по дороге, она заржала и встала так резко, словно на нее набросили аркан. Приказчик не понял, что произошло.

– Но-о! – гикнул он. – Давай! Пошла!

Лошадь не двигалась.

Хозяин пустил в дело кнут – без толку. Соловая по-прежнему упиралась.

Приказчик раздраженно оставил козлы, обошел лошадь слева и попытался ухватить ее под уздцы, но та злобно щелкнула зубами, едва не оттяпав хозяину пальцы. Приказчик отпрыгнул и растерянно оглянулся.

Муша наблюдал за его действиями с самой благодушной физиономией в мире.

Приказчик чертыхнулся, погрозил лошади кулаком и энергичной походкой направился к урдэну.

– Эй, цыган! Не скажешь, что с моей клячей? Как взбесилась, ей-богу! Чуть не укусила! А всегда была смирная! Ничего не понимаю. Может, ты понимаешь? Я заплачу!

– Мне от тебя денег не надо, – внушительно сказал Муша. – Я так посмотрю.

Он спустился с урдэна и направился к «взбесившейся» лошади. Соловая стригла ушами и беспокойно переступала на месте. «Что же он сделает?» – размышлял приказчик, но ход его мыслей прервался просьбой:

– Дядя, дай грошик.

Буртя просил без заискиванья, по-деловому, словно этот «дядя» был ему должен.

Выбранный тон показался приказчику несколько странным. Он привык, что нищие давят на жалость и умаляются, но цыганенок не видел в попрошайничестве ничего постыдного – он относился к нему как к ремеслу. Это был его скромный вклад в копилку семьи.

– Держи, – приказчик, не сводя глаз с Муши, который уже совершенно по-дружески гладил лошади спутанную гриву, рассеянно полез в карман за медяшкой.

Буртя быстро спрятал полученную монету, но полез к «дяде» снова:

– А хотите – я на пузе станцую?!

Неизвестно, что ответил бы ему приказчик на этот раз, только в тот же момент старый Муша повернулся и, с сожалением покачав головой, объявил свой диагноз:

– Тяжело ей, добрый человек! Перегрузил ты ее. Устала!

– Да у меня тут одно тряпье! – приказчик в недоумении кивнул на перины.

– Как знать, как знать… Может, черт тебе в тряпки чего засунул, ты сам не знаешь, а лошадь чует – вот и не везет.