Поставили на нас 20 баксов?!?!? Прикинь, да?

Поставили на нас 20 баксов?!?!?

Прикинь, да?

– набирает она в ответ.

Я хочу свою долю. Так и скажу Майе. Ты уже там? Только что подъехала. Ясно. Позвонишь потом? Ага. Ты классный. Ты тоже.

Я хочу свою долю.

Так и скажу Майе.

Ты уже там?

Только что подъехала.

Ясно. Позвонишь потом?

Ага. Ты классный.

Ты тоже.

Грейс делает глубокий вдох и прячет телефон в задний карман. Она волнуется, но насколько? Чуточку, изрядно или до чертиков? Как бы то ни было, обратного пути нет. Несколько дней назад она побывала в группе поддержки матерей, отдавших детей на усыновление, и твердым, ровным голосом рассказала о предстоящей встрече. Грейс была убеждена, что никогда не сможет говорить о Персик с чужими людьми, однако девушки в группе ее поняли.

Сперва родители онемели от возмущения: как это она поехала к Мелиссе и ничего им не сказала! «Мы ведь обещали тебе помочь!» – кричали они наутро после того, как Марк и Линда увезли Хоакина, а Майя отправилась домой пешком, ответив отказом на все предложения ее подбросить.

Однако мало-помалу защитные барьеры, возведенные Грейс, рухнули: усталость, облегчение и чувство благодарности сделали свое дело. С разрешения Хоакина она взяла из коробки со снимками одну фотографию Мелиссы, и когда положила ее на стол перед родителями, их гнев растаял.

Мама и папа долго смотрели на фото, не говоря ни слова, а потом стали рассказывать. О том, какие чувства испытывали, когда принесли новорожденную Грейс домой, как боялись, что Мелисса передумает и заберет ее назад.

– Нам пришлось ждать девяносто дней, пока решение об усыновлении вступит в окончательную силу, – объяснила мама, а Грейс впервые заметила, что соломинка в ее бокале с холодным чаем изжевана в клочья. – Мы не хотели потерять тебя сразу после того, как обрели.

Грейс поняла, что имела в виду мама. Теперь-то она знает, каково это: что-то потерять и что-то обрести, лишиться одного и найти совсем другое. Грейс знает, как крепко будет держаться за все, что у нее есть, за брата и сестру, которые пришли в ее жизнь. Место в сердце, принадлежавшее Персик, до сих пор пустует, до сих пор саднит болью, но теперь там же, в сердце, появились другие уголки, наполненные любовью, и благодаря им Грейс снова чувствует себя целой.

Каждую ночь она шлет тихую благодарность Мелиссе за выбор этих двоих ее родителями.

Грейс не видела Макса уже несколько месяцев, не видела и ничего о нем не слышала. Мысли о Максе все еще ранят, хотя по большей части Грейс не чувствует к нему ничего, кроме жалости. Она часто думает, что сказала бы ему при встрече. Порой в ванной комнате произносит жаркие речи о том, как «однажды она придет к тебе с вопросами, и тогда ты все ей объяснишь, так что прибереги свои извинения для нее. Мне они не нужны, а вот тебе еще ой как захочется получить прощение». Иногда Грейс плачет, иногда злится, но в основном ей просто хорошо от того, что она отпустила Макса и больше не живет прошлым, а двигается дальше.