– Я еще не говорила об этом папе, – начинает она, – и Лорен тоже. Хотела, чтобы ты узнала первой. В общем, два месяца назад мы с Хоакином и Грейс ездили к нашей биологической матери.

Мама бледнеет и в изумлении прикрывает рот ладонью. Майя решительно продолжает.

– Тот конверт в сейфе – я давно его нашла. Мы поехали по адресу, указанному на нем. Она – Мелисса – умерла. Много лет назад. Погибла после наезда грузовика.

– Ох, милая… – Мама так крепко сжимает пальцы дочери, что ее обручальное кольцо впивается Майе в кожу. – Ох, солнышко, только не это.

– Нет, нет, все нормально, – поспешно произносит Майя. – То есть это, конечно, очень печально, но у нее осталась сестра, Джессика, и она чудесная женщина. Есть еще фотографии, и… – У Майи кривится рот, она сейчас… Черт. Такое ощущение, что она вообще ничем не управляет в своей жизни, даже собственным телом. – Я просто хотела тебе сказать, – голос у нее тоже дрожит, – ты же моя мама, правда? Ты. Я люблю Мелиссу, потому что она меня родила, но я люблю и тебя, потому что ты меня вырастила, и, хотя я все еще злюсь, знай: сколько бы ошибок ты ни совершила, я все равно буду тебя любить несмотря ни на что. Так же, как ты любишь меня вопреки всему. Да?

Мама безмолвно плачет, по щекам бегут ручейки слез.

– Да, родная, – кивает она.

– Так… когда ты вернешься? – Майя крепко держит маму за руку, словно та может взмыть в воздух и улететь.

– Скоро, – шепчет мама. – Скоро. Обещаю.

– Мы ждем тебя дома, – негромко произносит Майя и улыбается себе под нос. – Там, где твое место. Дома, рядом с нами.

Хоакин

Хоакин

В конечном счете праздник по случаю усыновления решили объединить с вечеринкой в честь его восемнадцатилетия. Хоакин ничуть не против.

С утра в суде были только они втроем да еще фотограф, нанятый Линдой на весь день. Хоакин облачился в новый костюм, в котором чувствовал себя по-взрослому, и повязал галстук одного цвета с галстуком Марка. Линда надела платье в тон галстукам, и перед выходом из дома все тщательно оглядели себя в зеркало.

– Мы похожи на трех клинических придурков, – констатировал Хоакин.

Марк только расхохотался в ответ.

– Тем хуже для тебя, приятель, – сказал он, – потому что через час ты станешь нашим родственничком. Все пути назад отрезаны.

Хоакин счел это вполне справедливой сделкой.

Во время короткой церемонии Линда заплакала, Марк тоже пустил слезу, хотя позже заявил, что у него, дескать, аллергия. Хоакин с трудом верил, что это происходит на самом деле, и ждал, что в здание суда вот-вот ударит молния, однако небо оставалось синим и безоблачным, все прошло как по маслу, и в конце судья произнес: «Мои поздравления, молодой человек», а фотограф нащелкал всех вместе. От такого количества улыбок у Хоакина даже рот заболел.