И вот он стоит в загоне, где содержатся свиньи, держа в руках помойное ведро, вокруг кучи навоза, жалящие слепни. И всего лишь одна-единственная ступенька отделяет его от падения на самое дно. Жадным взглядом он разглядывает содержимое ведра, чувствуя, как рот наполняется слюной. «А здесь кое-что и для меня отыщется», – думает он с надеждой. В Библии повествуется о том, что он был рад наполнить своё чрево и рожками, которые ели свиньи, но никто не давал их ему. Что вполне понятно. Рожки – это такие плоды, похожие на стручки гороха, по своей консистенции и твёрдости напоминающие кожу для обуви, это всё, что родила земля в пору голода. Последний источник пропитания, в том числе и для свиней.

И вот он сокрушённо чешет себе голову. Представляете себе эту картину? Стоит и прикидывает, что ему делать дальше. Озирается по сторонам, чтобы, не дай Бог! – никто не заметил, как он крадёт корм у свиней. Вот тот момент, когда он окончательно сваливается с лестницы и опускается на самое дно. Ибо «может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?» (3) Человек полностью сломлен. Он не только согрешил, сбился с пути истинного, запутался, он полностью утратил все жизненные ориентиры. У него не осталось никаких целей в жизни. И праведность его похожа на «запачканную одежду». (4) Между прочим, Исаия имеет в виду одежду, перемазанную менструальной кровью. Однако хватит с нас разговоров о блудном сыне. Вернёмся лучше к собственным делам. Разве нас самих нельзя упрекнуть в расточительности и транжирстве? И разве наши спорадические отношения с Отцом Небесным много лучше той скудной пищи, которой питался блудный сын в пору голода? Не обижайтесь, если мои слова задели вас. Но это так. Понятно, обидно, когда тебя в глаза обвиняют в расточительстве. Расточительство пагубно по своей сути. Вот и блудный сын сполна заплатил за своё расточительство.

Но, посмотрите, что его ждёт дальше. Казалось бы, полная безнадёга. Нет просвета ни в чём и нигде. Количество грехов уже просто зашкаливает. Но что-то же брезжит в его помутнённом сознании, что-то просеивается сквозь фильтры его души и попадает прямо в сердце, в самые дальние его уголки, где ещё сохранились какие-то крохи нежности и сыновьей любви. Значит, ещё не совсем очерствела душа. И движет им отнюдь не осознание собственного позора, не всеобщее осуждение. Память об отце – вот что становится поворотным моментом в его дальнейшей судьбе. А ещё любовь отца к своему сыну.

Готового на всё ради своей любви, только бы отыскать его. (Если бы видели меня в этот момент, то заметили бы, как бешено колотится сердце в моей груди.)