…Лучше сделаем так. Командир полка…

Попугай записал – точно клюнул.

Мне было видно, чтó он писал.

«К-p п-ка», – записал Попугай.

– Вызовет сержанта к себе, – сказал Главный.

«Выз. с-та к с-бе», – записал Попугай.

– Впрочем, нет, – сказал Главный.

Попугай вычеркнул.

– Пусть он…

Снова зависло золотое перо.

– Пусть он… – Главный прищелкнул вдруг пальцами, – пригласит сержанта домой!

«При. д-ой», – записал Попугай.

– Да! Домой.

Попугай подчеркнул два раза.

– Побеседуют за столом, – пояснил мечтательно Главный, – по-товарищески.

«За ст-ом. По т-щски».

– Подобного ещё не было, – с удовольствием сказал Главный.

«Не б-о», – записал Попугай.

Оторопело посмотрел на написанное – и заключил в скобки. Подумал, и поставил рядом восклицательный знак.

Не выдержав, я улыбнулся. Главный, словно в ответ, улыбнулся мне, очень добро, приветливо… и я понял, что это – мечтатель. Большой щедрый артист, которому не было жаль ни таланта, ни замыслов, ни доброты. Ему тесно было в уединéнном творчестве с глазу нá глаз, только поэтому он заманил меня ласково в табачный уют кабинета, в тайну творчества, я был младший собрат по цеху. Как всякий большой артист, он на публике становился раскованнее и острее, и, как знать, не будь здесь меня, не родился бы вариант приглашения сержанта в дом командира полка; за участие и помощь благодарил меня доброй улыбкой староватый, со стёртым лицом человек.