Средиземноморские суда были больше океанских. Так, китайский таможенный инспектор Чжао Жу-гуа с удивлением сообщает в начале XIII в. н.э.: «Один корабль вмещает несколько тысяч человек, на борту его можно найти лавки, торгующие вином и продовольствием, а также и ткацкие станки»[3600]. Только на Средиземном море имелись суда с двумя рулями[3601]. Океанские же, как правило, имели только одну палубу и чаще всего лишь одну мачту[3602]. На Красном море суда были широкие, с небольшой осадкой (из-за множества рифов), басрийские суда — белые, ибо их конопатили известью с жиром[3603]. Среди восточных судов самыми большими были «китайские». В Персидском заливе они, например, не могли пройти один узкий пролив, доступный для других судов[3604], а в малабарском порту уплачивали в 5-50 раз большие поборы, чем другие суда[3605], и уже в VIII в. н.э. вызывали в Кантоне удивление своей величиной — «настолько высоко над водой, что нужны лестницы около десяти футов длины, чтобы попасть на борт». Однако командовали ими некитайские (фан) капитаны[3606]. На самый дорогой корабельный лес шло дерево лабх[3607], которое росло только в Антине (Антиноя); за доску платили 50 динаров. Обычно две доски связывали вместе и держали их год в воде, пока они, разбухнув, не срастались в одну[3608]. В IV/X в. Венеция тоже поставляла сарацинам корабельный лес, что вынудило греческого императора обратиться по поводу этого с жалобой к дожу. Дож издал соответствующий запрет и разрешил только безобидную торговлю лесом: доски из ясеня и тополя, самое большее 5 футов длины и полфута ширины, а также изделия из дерева[3609]. Это вызвало в Египте такую острую нехватку леса, что при снаряжении нового военного флота на мачты брали стропила с монетного двора и госпиталя на Голубином рынке[3610].

Руль морских судов, как и наш лодочный руль, поворачивался посредством двух бечевок[3611]. Авторы рассматриваемой нами эпохи ничего не говорят о компасе, который впервые описывает Кипчаки в 1282 г. н.э.[3612], а затем ал-Макризи (ум. 845/1442)[3613]. На борту судов имелось несколько якорей, также называвшихся греческим словом анджур[3614]. Для промера глубин служил свинцовый лот (сибак)[3615]. Судовая лодка (кариб) использовалась также и для того, чтобы в случае необходимости буксировать судно на веслах[3616]. Бывалого путешественника Ибн Хаукала поразило под Тиннисом в египетской дельте искусное маневрирование, когда «два судна встретились друг с другом и коснулись бортами, причем одно шло вверх, а другое вниз по течению, используя ветер одного и того же направления, каждое с наполненными ветром парусами и с одинаковой скоростью»[3617]. В состав команды входил также и водолаз[3618]. На китайских судах XI в. н.э. это были чернокожие рабы, которые умели нырять с открытыми глазами[3619]. Один араб VIII/XIV в. сообщает, что суда на Индийском океане обычно имели на своем борту водолазов (гаттас), которые, «когда в судне подымается вода, натираются кунжутным маслом, залепляют ноздри воском и в таком виде на ходу судна плывут вокруг него и конопатят пробоину^- воском; за день они могут справиться с 20-30 пробоинами»[3620]. Китайский источник IX в. н.э. сообщает: «На морских судах персов держат много голубей. Они могут пролететь несколько тысяч ли, а выпущенные, они за один перелет возвращаются домой и служат таким образом гонцами добрых вестей»[3621]. На океанских судах ежедневно ставили миску риса, заправленного жиром, для ангелов — корабельных патронов[3622].