– Вижу.

– Ну вот. У меня есть друг юности, Боря. Уехал в Израиль сразу после вуза с молодой женой. Не виделись и не слышались с ним лет двадцать, а то и больше. И тут вижу его в фейсбуке. Ну, привет, привет, как дела, все нормально, работает технологом, ничего конкретно сообщить не может, военное предприятие. А сам выкладывает постоянно свои фотографии с женой. То отдыхают где-то на море, то дочь к ним с внуком приехала, еще что-то. Суть в чем? Жена его – очень толстая. Просто болезненно. Может, болезнь и есть. Но он на всех фотографиях с ней в обнимочку, в щечку ее целует, цветочки дарит. Я смотрю и не верю. Хотя – понимаю, в чем там собака зарыта. Евреи знаете, чем от нас отличаются?

Тут он вдруг слегка смутился, сбился – впервые за время своего довольно гладкого рассказа.

– Извините, я как-то не подумал, а ведь вы, может, тоже? У вас фамилия такая… Двусмысленная.

– Нет.

– Тогда ладно. Нет, я ничего на этот счет не имею, просто – чтобы не попасть в глупое положение.

– Не попали.

– Хорошо. Так вот, мы, русские, себя вечно казним, бичуем, я не имею в виду творчество, стихи какие-то, поэзия такой жанр – там каждый себя бичует, хоть ты еврей, хоть немец, хоть эфиоп, я о жизни; мы, русские, вечно недовольны – работа не та, машина не та, жена не та. Евреи умнее! Они понимают – кто жалуется на жену, тот признается в неправильном выборе. То есть в том, что он дурак. Значит – он себя не уважает. А еврей может что угодно, но одного он не может – не уважать себя. Поэтому я предположил, что Боря сам себе не признается, что жену не любит. И я его об этом напрямую спросил. Он раз в пять лет на родину прилетает, тетя у него тут любимая, в филармонии работает, не хочет бросить любимый коллектив. И вот был пролетом у меня. Выпили, то-се, и я ему: Борь, ты меня не убивай, я хочу понять твою загадку. Ты со своей сколько живешь, лет уже тридцать? Он так гордо: тридцать семь! Это в прошлом году было, значит, сейчас тридцать восемь уже. Я говорю: Боря, чем ты держишься? Насколько я понимаю, она у тебя уже лет двадцать в такой вот избыточной форме, а ты-то мужик крепкий, сочный, волосы вон черные все, только на висках беленькие, неужели не хочется чего-то молодого, свежего, стройного? Он так спокойно: хочется. Я говорю: и? Он: что – и? Я говорю: устраиваешься как-то? Он: нет. Не хочу ее, говорит, обидеть, потому что люблю. Я говорю: прости, не верю. Еще раз прошу, не убивай, но давай объективно – она же… Ну, понимаешь? Он опять спокойно: уродливая? Да, говорит, возможно. Но вот представь – у тебя ребенок с ДЦП или еще что-то страшное. Ты его бросишь? Вот и я свою не бросаю. Я говорю: во-первых, речь не о бросить, а о том, чтобы хотя бы тихо что-то такое с кем-то, а во-вторых, не сравнивай, дети и секс – разные темы. Исключая педофилов, конечно. Я тебе о простом и ясном – о сексе. Как у тебя с женой получается – если, конечно, получается? Он говорит: знал бы ты, какая моя Маша! На самом деле она не Маша, но неважно. Знал бы ты, какая она, я в ней просто таю! И я сижу как идиот, думаю: врет или нет? Если не врет, можно позавидовать. Если врет, зачем я буду добивать человека? Он хочет себя обманывать, пусть обманывает. Вы сами как думаете?