Церковь оказалась наполовину заполнена приглашенными гостями, поскольку у Уайтоков к тому времени образовалось много знакомых. Конечно, церковь была небольшая, и устроить в ней толпу было нетрудно. Вскоре все свободные скамьи были заполнены деревенскими жителями, приехавшими издалека, чтобы посмотреть на лорда Элгина. Никогда в тех краях еще не случалось таких крестин. Виновник торжества спал на руках матери. Его длинная, с оборками, вышитая крестильная сорочка, отделанная кружевами, почти касалась пола. Его плащ, его шапочка были чудом элегантности и изысканности. Розовые ручки с растопыренными пальчиками беспомощно лежали, как морские звезды, выброшенные на гладь атласа. Помимо лорда Элгина, крестными отцами стали полковник Вон и капитан Лэси, а миссис Вон стала крестной матерью. Несомненно, ни одна другая крестная не выглядела такой кроткой, как она, одетая в бледно-лиловый шелк, с ее преждевременно поседевшими локонами, волнами уложенными под шляпкой с цветами.

Аделина, державшая младенца на руках, встала и передала его трем крестным, которые стояли лицом к мистеру Пинку, находившемуся за купелью. Купель, подаренная церкви Аделиной, была красивая, а Эрнест – первым ребенком, которого в нее опускали и осеняли крестным знамением. Филипп и Аделина с ее родителями и братьями стояли группой. Леди Гонория держала Гасси за руку, а Гасси держала Николаса. Дети были одеты в одинаковые матросские платьица с короткими рукавами, глубоким вырезом, большим бледно-голубым отложным воротником и с синими поясками с бахромой. По правде говоря, они выглядели так прекрасно, что затмевали собой даже самого лорда Элгина.

Раздался звучный голос мистера Пинка:

– Возлюбленные мои, поскольку все люди зачаты и рождены во грехе и, как сказал Спаситель: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие…»[38]

Служба продолжилась, прихожане участвовали в ней, согласно древним обычаям. Наконец мистер Пинк обратился к крестным, задав предписанные испытующие вопросы, касающиеся духовных убеждений Эрнеста Уайтока.

– Отрекаешься ли ты во имя младенца сего от дьявола и всех дел его, от суетной пышности и славы мира, со всеми похотями его и плотскими желаниями, чтобы не следовать за ними и не быть ведомым ими? – вопросил мистер Пинк.

И каждый ответил:

– Отрекаюсь.

Эрнест так и не проснулся.

Но в момент, когда мистер Пинк взял его на руки и, громко произнеся его имя, щедро окропил водой из купели, Эрнест широко открыл свои незабудковые глаза, заволновался и издал громкий протестующий крик. Когда Николас увидел, как обходятся с его младшим братом, он выпятил нижнюю губу, по его щекам покатились слезы, и он зарыдал. Увидев, что Николас плачет, Гасси тоже разрыдалась.