Однажды утром мама обнаружила, что в доме не осталось никакой еды, мы съели все до последней сморщенной изюминки, до последней крошки крекера, и она пошла в магазин. Отец оплачивал какие-то счета, а я села смотреть телевизор. Там показывали старый фильм «Я люблю Люси», и я стала смеяться.

Но тут же почувствовала, будто осквернила святилище. От стыда я зажала рот рукой. А Джесс, сидевший рядом со мной на диване, сказал:

— Она тоже посмеялась бы над этим.

Понимаете, сколько бы вы ни старались держаться за печальные мысли о том, что кто-то покинул этот мир, вы-то сами остаетесь в нем. А жизнь — это поток: сначала кажется, что ничего не меняется, но однажды вы замечаете, как сильно размыло боль.

Интересно, следит ли она за нами? Знает ли, что мы долгое время поддерживали отношения с Кэмпбеллом и Джулией, даже ходили на их свадьбу? Понимает ли, что мы больше не видимся с ними, так как эти встречи слишком болезненны для всех: даже если мы не говорим о ней, она зависает в паузах между словами, как запах чего-то горелого.

Интересно, заглядывала ли она на выдачу дипломов, когда Джесс окончил полицейскую академию? Знает ли, что в прошлом году он заслужил благодарность от мэра за участие в поимке наркоторговцев? Известно ли ей, что после ее ухода папа запил и ему пришлось выкарабкиваться из этой ямы, а я теперь учу детей танцевать? Что каждый раз, как я вижу двух маленьких девочек, выполняющих плие у станка, я вспоминаю о нас?