Этим приказом Сталин совершенно оголил дальневосточные границы России. Началась невиданная по масштабам железнодорожная переброска войск. Окутанные дымом и паром поезда уходили со станций и тут же исчезали в клубах взвихренного вьюгой снега. Как ручейки, вливающиеся в большую реку, поезда от китайской и монгольской границ, из безбрежной Сибири, Центральной России и с Кавказа стекались к Транссибирской магистрали. Состав за составом шли на запад, иногда так близко друг за другом, что машинисты одного из них видели хвостовые фонари другого. Пятьдесят, шестьдесят, сто составов в сутки, и все они имели один пункт назначения — Москву. Поезда везли в столицу пушки и танки, людей, людей, людей и еще людей. Восемьдесят дивизий. Миллион солдат, великолепно обученные элитные части, хорошо экипированные и привычные к сибирской зиме[324]. Солдаты, одетые в белые полушубки, на платформах — белые пушки и белые танки, новехонькие, только-только с заводского конвейера Т-34, машины, равных которым у немцев не было.

К третьему декабря германское наступление докатилось до окраин Москвы — и завязло. Это произошло отчасти из-за зверских морозов, отчасти потому, что солдаты вымотались до полного изнеможения. Отец военной стратегии Карл фон Клаузевиц называл «переломной точкой битвы момент, когда атакующие войска, перед лицом больших потерь, вынуждены перейти от наступления к обороне». Именно это произошло с германской армией под Москвой в ту ужасную зиму 1941 года.

5 декабря 1941 года. К северу от Москвы германская 9-я армия вышла к остановке городского общественного транспорта — трамвайному кольцу, расположенному в тридцати километрах от центра города. Днем раньше отряд немецких гренадеров из 62-го северного батальона проник в московский пригород Химки, отстоящий от Кремля всего на шестнадцать километров. К этому моменту танковые части уже перерезали канал Москва-Волга у Дмитрова, Первая танковая дивизия заняла Кузяево. На юге от города 4-я армия фон Клюге и 2-я танковая группа Гудериана обошли Тулу. Они остановились менее чем в пятидесяти километрах от Москвы, до конца израсходовав боеприпасы, горючее — и силы. Стояли морозы, кошмарные морозы. Все промерзало насквозь, солдаты рубили хлеб топорами, автоматы отказывались стрелять, затвердела смазка пушек и танков. Минус сорок градусов, ночами доходило даже до минус пятидесяти, перемещать пушки можно было только на конной тяге.