Среди тех характеристик, которые приписывались германской маскулинности, отметим прежде всего агрессивность, культ войны и насилия. Это давало основания маркировать ее как варварскую[1390], т. е. нецивилизованную и потому второсортную. «Звериная» — еще одна, близкая по смыслу, характеристика мужественности немцев[1391]; с ее помощью врагу отказывают в человечности.

Помимо анималистской формы дегуманизации, связанной с уподоблением представителей аут-группы животным, в военной пропаганде применяется и механицистская — сравнение с машиной, лишенной эмоций, сердца, души, индивидуальности[1392]. Использование этой модели включало в себя акцентирование такой черты германской культуры, как культ техники и рациональности. С. Л. Франк отмечает в немецком характере «равнодушие машины»[1393]: по его оценке, «основная черта того, что зовется „немецкими зверствами“, есть их обдуманность и методичность. ‹…› То, что характерно для немецкой жестокости, есть ее планомерность»[1394]. С. Н. Булгаков пишет о том, что Германия превратила человека в ретортного методического гомункула[1395]. Эрн, утверждая, что немецкий народ «возвел в догму аномалию отвлеченной мужественности», укоряет его в том, что теперь он стремится к «гордому предприятию: чистым насилием и одной лишь люциферической, отвлеченно-мужской техникой своей культуры захватить власть над народами и овладеть Землей»[1396]. Обратим внимание на характеристику «люциферическая»: как и в случае c обвинениями в культе насилия, германская модель маскулинности репрезентируется как чуждая христианству. Ее связь с сатанинским началом находит выражение в еще одной черте — гордыне, которая, помимо презрительного отношения к другим народам, обнаруживает себя и в межчеловеческих отношениях. Критика германской маскулинности с ее гордыней, алчностью и эгоизмом осуществляется с помощью концепта русского богатырства. Оппозиция «западный рыцарь — русский богатырь» появляется в текстах славянофилов еще во второй половине XIX века: для первого характерна забота только о собственных славе и выгоде, для второго — товарищество, взаимопомощь, смирение, служение Родине[1397]. Возмущаясь нравами германского эпоса, Меньшиков пишет:

Русские богатыри проливали кровь свою не за чужое золото ‹…› а за свободу родной земли, за честь родной веры, за славу родного престола — буквально за то же самое, за что сражаются наши чудные бойцы и теперь[1398].

Русские богатыри проливали кровь свою не за чужое золото ‹…› а за свободу родной земли, за честь родной веры, за славу родного престола — буквально за то же самое, за что сражаются наши чудные бойцы и теперь[1398].