Пока я буду рассказывать, вертушка будет крутиться. В один момент, конечно, перестанет, но я об этом тут же вам громко скажу: смотрите, вертушка! И вы посмóтрите.

А пока – тыр-тыр одно от нее, и никаких других впечатлений.

Золото поет какую-то взрослую песню и болтает ногами, как спортсмен.

«Тип, тип-тип», – подпевает ему из-под платка бедана. Всем хочется пить.

К этому дереву он вначале и подошел.

Лил дождь. Дерево, наглотавшись воды, стало черным. Клетку с беданой чьи-то шустрые руки успели унести, а радио еще продолжало качаться и передразнивать своим шипеньем дождь.

Он посмотрел наверх, где под ливнем гордо крутилась вертушка.

Потом сделал несколько шагов, удивленно обходя чайники, ведра и кастрюли, которыми было заставлено всё пространство. Люди ловили в них дождь.

У него не было зонта, и ливень делал с ним всё, что хотел.

Брюки, в которых он приехал, уже давно намокли; то же самое сделали и трусы. У человека с мокрыми трусами, даже если они намокли не по его вине, лицо виноватое.

На лице у него тоже было много воды. Она текла по лбу, просачивалась сквозь брови и бежала вниз, используя нос в качестве желобка.

Нос у него был прямой. С такими носами, по правде сказать, в дождь неудобно.

И тут его, чужака, увидел Золото. Испугавшись, бросился домой. Его крик просачивался сквозь глиняные стены: «Отец, отец, там чужой пришел!»

Дом затих, заглатывая и переваривая эту новость.

Зачавкали калоши.

Отец Золота, Сабир, вышел, осторожно улыбаясь.

Потом они о чем-то поговорили и вместе исчезли за мокрым забором.

2

2