А началось всё с тех учений, когда два генерала приехали, а меня перед этим из ямы вытащили, чтобы интереса не вызывал. Один генерал оказался не нашим, и с ним переводчик везде. Наш генерал им технику показывал, это так вот стреляет, это так вот ездит. Не наш довольный ходил, потом вдруг сомневаться стал: а правда это вот так стреляет, а не так? Наши даже обижаются, тут же технику в действие приводят: ба-бах! ба-бах!

Потом узнали, что не наш генерал технику покупать приезжал. Учения ему не нужны были, только техника нужна, торговался как черт. Старики сказали, что генерал был немец, только западный, из-за этого говорил по-испански. Многие его американцем называли: Американец приезжал, Американец танки грузил. Мать, когда на нас потом стали китайскую лапшу с самолета кидать, сказала: дураки, все дураки, генерал китаец был, загримированный. Ей говорят: вы, Рано-опа, еще бы «негр загримированный» сказали. Мать: не-е-ет, негра я бы узнала, жизнь прожила всё-таки.

Негр, между прочим, потом тоже приезжал, это уже когда учения у нас совсем другими стали: соберут командиров, американца перед ними поставят, и он их учит, как какую технику кому продавать, а кому не надо. Это уже потом было, когда я из Ташкента диплом привез и всем ходил подержать давал.

А тогда, когда два генерала приехали, еще ничего не было понятно, какие будут учения. Всех на полигон увезли, один Прилипала остался, сидит, перед командирским телевизором ногой качает. Заметил меня: ну чё, шахматист, как там в яме было? Я отвечать не стал, к себе ушел.

Захожу, а там тетушки приехали, мать перед ними туда-сюда, чай готовит. Январжон сбоку стоит, глаза прячет. Тетушки меня заметили, как положено, обрадовались, разглядывают. Всё одобрили и пообещали: вырасту – главным солдатом стану. Потом на мать посмотрели, и она меня сразу выгонять стала: иди, нечего перед нами кривлянье свое показывать. Какой сладкий мальчик! – заливаются мне в спину тетушки.

Вечером меня Январжон на улицу потащил: пошли! Короче, тетушки его женить приехали. Ходим, разговариваем. А ты, спрашиваю, сам хочешь? Он говорит: тетушки сказали, мне пора, и мать тоже кивнула. Они, оказывается, приданое собирали, всю жизнь, представляешь? Сундук целый. Кусок последний в рот не кладут, в сундук кладут. Там у них уже парча всякая, норковая шапка есть, пальто-мальто; говорят: сейчас умрем, богатство пропадет, обидно. Поэтому надо вашего сироту женить. Вам, говорят, Рано-хан, тоже для старости помощница нужна, уважение вам оказывать. И Январжону от женитьбы хуже не будет. Хорошенько на него посмотрите: он уже подрос, ему невесту необходимо! Парни, как супругу получат, сразу покладистые и родителей ценят.