В ожидании официантки смотрел в окно. Стекло было тонированное, и казалось, что на улице уже сумерки. Да и в самом деле, несмотря на одиннадцать утра, пасмурно, холодно – середина апреля, а снег пробрасывает… Ладно, зима была почти как в Краснодаре, до Нового года газоны зеленели, можно теперь и потерпеть. Скоро установится…

Как обычно после посещения книжного магазина, голова была приятно-тяжелой, состояние – словно куда-то слетал, что-то даже не увидел, а уловил и вернулся в родной мир немного другим.

Николай Дмитриевич любил это состояние, наверное, из-за него так часто и ходил в магазин «Москва», подолгу стоял перед полками, брал то одну книгу, то другую, листал, вчитывался; спускался в букинистический отдел, где, как друзей, с удивлением и радостью находил те же издания, что были в его домашней библиотеке. Новые книги Николай Дмитриевич покупал редко: не то чтобы дорого, но страшно было обмануться. Попасть в его портфель удостаивалось только необходимое в работе или то, что наверняка принесет удовольствие. И сегодня день можно было считать вдвойне удачным – книга, одновременно и необходимая, и приятная, в портфель попала. О ней Николай Дмитриевич слышал еще в советское время, встречал из нее цитаты, и вот наконец она вышла на русском языке.

– Меню, пожалуйста, – девушка-официантка положила на стол коричневую кожаную папку и повернулась уходить.

– Нет, секундочку, – остановил Николай Дмитриевич. – Двойной эспрессо, будьте любезны. И всё.

Девушка кивнула.

Проводил ее взглядом. Стройная, в черной кофточке с короткими рукавами, в голубых джинсах. Никакой спецодежды, этих казенных «белый верх, черный низ», а выглядит тем не менее опрятно, стерильно даже. Такими же были официантки во многих кабачках Германии. Чистые, подвижные, молодые. Домашние… В конце восьмидесятых – начале девяностых Николай Дмитриевич участвовал в нескольких конференциях в Берлине и Кёльне – тема его исследований была в моде, – там и полюбил вот так посидеть с часок в одиночестве в кофейнях. Очень успокаивало, настраивало на рабочий лад. Он удивлялся, почему в Москве их нет, даже мечтал открыть самому. М-да, было время, пытался стать предпринимателем… Но не так давно кофейни появились. На Тверской, на Мясницкой, да по всему центру десятки. И слава богу. Тихие уголки в огромном шумном городе, где можно отдышаться, подумать, приостановить суету.

Именно в кофейнях он чувствовал, что всё нормально, прочно, что силы еще есть, что впереди много непустых дней, а позади – большая, тоже непустая, нерядовая жизнь. И далеко, далеко не вся она в прошлом. Шестьдесят два года, по нынешним временам умственная и физическая зрелость. Там уж, к восьмидесяти, действительно, наверно, закат… Со здоровьем у него, тьфу-тьфу-тьфу, порядок – лет пятнадцать еще есть. А это немалый срок.