Но я смотрю не на неё. Возле школы толпятся наши: я вижу Ольгу Ивановну, Полину, Ларионову, а рядом с Томиловым торчит какой-то парень. Парень как парень, рыжий, как календула, которую ба выращивает на балконе, а глаза — голубые-голубые. И этими глазами он пялится прямо на меня. Поверх букета из красных роз. Надо же! Явился на линейку, как на свидание.

— Эй! — Ева повышает голос. — Ты куда смотришь?

— Никуда. — Поворачиваюсь к ней и щурюсь. — Никаких мешков. Всё норм! Что ты хотела? Он же совсем маленький. Конечно, мы для него тёти.

— Просто такой ужас представила… — Ева понижает голос. — Если в пятнадцать мы тёти — что будет в тридцать? В гроб ложиться, жизнь закончилась?

Я не слушаю. Парень продолжает пялиться. Это и приятно, и странно. Показываю язык: пусть не думает, будто я не вижу! Он усмехается. Я проклинаю себя. Ну что я за дура? Я взрослый человек или как?

— Мне вчера показалось, что я седой волос нашла…

— Эй! — перебиваю я Еву. — Смотри — вон наши. И Полинка нам машет. Пошли!

Мы подходим ближе.

— Полина, — страдальческим голосом говорит Ольга Ивановна, — ну что это за вид?

— Разве я плохо выгляжу?

Полина спокойна, как лёд, и выглядит потрясно: лакированные ботиночки, короткая стрижка, брючный костюм — стильный, шикарный… вот только, похоже, мужской.

— Не в этом дело! Что за провокации? Ты же девушка! Надо быть более женственной!

— Вот как? Хорошо. Постараюсь вырастить ещё одну матку. Прямо на лбу. Это поможет?

— Фу-у-у! — орут пацаны, а девчонки хихикают и краснеют. Одна Дорофеева не смеётся. Горбится с унылой рожей, скребёт руки, будто у неё чесотка. Не чесотка: порезы. Все запястья искромсала. Вечно прикидывается, что выпилиться хочет. Выпендрёжница.

Ольга Ивановна всплёскивает руками — и радуется, увидев меня:

— Катя! Вот и ты наконец. Иди сюда! Новенькие тут? Хорошо. Это наша староста. Она во всём поможет, если что. Катя — это Антон. И Миляуша. Покажи им школу: где у нас раздевалки, столовая, всё остальное…

— Угу, угу, — я бесконечно киваю, как собачка, которых сажают в машины, черноглазая Миляуша шепчет: «Привет», а календула неожиданно протягивает мне руку — вот это да, как приятно, — и выдаёт: «Будем знакомы». Я фыркаю. Он хмурится:

— Чего смешного?

— Зачем ты букет приволок? Для училки? Мы же не первоклашки!

— Не-а, — отвечает Антон. — Не для училки. Я подарю его самой красивой девушке в классе.