По другую сторону от этой скамьи расположен спальный павильон. Он сделан из полированного мрамора, и через едва заметные в густой листве раздвижные двери вы можете войти внутрь. Из окон павильона вы видите все ту же зелень. Внутри помещения имеется кровать, а плотная тень в нем потому, что он весь оплетен виноградной лозой. Лежа в кровати, вы можете представлять себе, что находитесь в укромном гроте. Здесь тоже журчит небольшой фонтан, струя которого сразу же уходит в подземный сток. В павильоне расставлены несколько очень удобных мраморных кресел, в одном из которых вы можете расположиться, если не желаете вздремнуть. И опять-таки рядом с этими креслами также бьют небольшие фонтанчики, да и по всему скаковому полю, куда бы вы ни направились, вас будет сопровождать негромкий плеск воды, изливающийся из многочисленных труб…

Жизнь на подобной вилле, полная чувственной роскоши. Контраст условий человеческого существования под римским правлением. Помимо красот, описанных выше, человек может наслаждаться на подобной вилле идеальным комфортом, отдыхом и свободой от всяческих забот. Мне не нужно носить тяжелую тогу; никакой сосед не придет и не вытащит меня куда-нибудь из дома; все вокруг безмятежно и спокойно; и это спокойствие дополняется целебностью места, так сказать, чистотой неба и прозрачностью воздуха. Здесь я чувствую себя лучше духовно и телесно, чем где бы то ни было, здесь я ублажаю свой дух своим творчеством, а тело – охотой. Да сохранят боги это место для меня во всей его красе!»

Если жизнь состоит только из чувственных наслаждений, а глаз ласкают завораживающие виды полированного мрамора, изумрудной зелени и поросших лесом холмов, слух – мягкий плеск музыкальных фонтанов, если каждый живущий на подобной вилле окружен бессчетными заботами многочисленных слуг, вся жизнь которых, как кажется, заполнена только мыслями о том, как услужить своим хозяевам, то, спрашивается, чего же еще может предложить эпоха хозяину такой виллы, само обладание которой подразумевает богатство и знатность? Разве вы не хотели бы провести всю свою жизнь в Италии в эти дни расцвета империи?

Но прислушаемся, и, даже если мы, будучи гостями Кальва, расположились на мраморных скамьях под тенистыми кипарисами и собираемся обсудить с сенатором хотя бы теорию стоиков о «высшем добре», до нас дойдет все же нестройный гул: глухой звон оков, удары плетей, проклятия возниц, стоны человеческих «стад».