Чем объяснить такую разницу? Тысячелетиями, которые легли между береговыми стойбищами и этим поселением? Нет, судя по всему, они были одновременны. Бытом их обитателей? Хозяйством? На мысу жили охотники на морского зверя. А что за люди обитали на остальном берегу? Похоже было, что перед нами лежат остатки поселений по меньшей мере двух народов, иначе нам неминуемо должны были попасться и на других местах наконечники гарпунов. Но поселение на мысе Востра пока мне было не с чем сравнить, и волей-неволей я занялся изучением остальных, секреты которых раскрывались теперь относительно легко.

Скоро я мог сказать, что люди, оставившие стойбища на берегу, были коренными обитателями этих мест: на протяжении трех тысяч лет, а то и больше, ни образ их жизни, ни облик хозяйства не претерпели никаких существенных изменений. Они были удивительно консервативны в быту, осуществляя словно бы раз и навсегда заложенную в них программу. Длительность их пребывания на одних и тех же местах указывала разная высота поселений над уровнем моря. Одинаковые очаги с одинаковым набором каменных орудий лежали как в песках третьей гряды дюн на берегу, так и на следующей, более высокой террасе. Все это были остатки не постоянных, а сезонных стойбищ. Изучив слои песка, в которых находились кварцевые орудия, угли, прикрытые рассыпавшимися камнями очагов, пережженные кости морских животных, можно было заметить, что время от времени очажную яму, которую изнутри обкладывали камнями, приходилось выкапывать заново — старые очаги оказывались занесены чистым, перевеянным ветром песком. Отсюда было естественно заключить, что большую часть года эти места пустовали, люди приходили сюда лишь на летнее время.

Невольно напрашивалась параллель с саамами.

Еще недавно, кочуя со своими стадами по традиционным маршрутам, саамы ставили походные вигвамы-куваксы всякий раз над старым, много лет служившим очагом, подобно этим сложенным из камней в земляной яме.

Сезонность стойбищ подтверждали и собранные нами кусочки пережженных костей — остатки трапез обитателей этих стойбищ. Среди них не оказалось костей гренландских тюленей, которые в феврале — марте собираются огромными стадами сравнительно недалеко отсюда, в горле Белого моря, а в конце марта — начале апреля уходят на север с подросшим потомством. Стало быть, в этот период стойбища пустовали. Более того, все собранные нами кости принадлежали нерпе и морскому зайцу, лахтаку, а эти виды тюленей держатся вблизи Терского берега, в отличие от гренландского, только в летний период, с июля по сентябрь. Так что эти наблюдения вместе с отсутствием на местах стойбищ каменных наконечников гарпунов подтверждали напрашивавшийся ранее вывод, что эти люди настоящими морскими охотниками не были. Они не выходили в море на лодках или по льду, а промышляли тюленей летом на берегу, подкрадываясь с дубинками к отдыхающим на камнях зверям или во время отлива загоняя их на берег.