Я дошел до середины излучины и почти поднялся на самую высокую ступень, за которой, судя по густой поросли сосенок, начинались пески, когда увидел то, о чем мне рассказывал геолог.

Вернее, оно должно было быть «тем», хотя никак не отвечало картине, вызванной некогда моим воображением.

Сначала мне в глаза бросилось несколько каменных плит, приподнимавшихся над галечниками. Они находились на некотором расстоянии друг от друга. Одни стояли более прямо, другие почти лежали, но все они, как я мог убедиться, подойдя ближе, увенчивали вершины невысоких каменных куч, сложенных отнюдь не для того, чтобы дать опору этим плитам. От двух до пяти метров в диаметре и около метра в высоту, кучи эти в два ряда тянулись вдоль края верхней террасы, лишь очертаниями своими выделяясь из остальной россыпи. Составлявшие их плиты точно так же равномерно покрывала сине-зеленая накипь лишайников, и точно так же светилась розовым цветом исподняя сторона. Сине-зелено-розовое мерцание гальки в рассеянном вечернем северном свете не позволяло сосредоточить взгляд, дробило очертания, скрывало расстояния и размеры, и только приглядываясь, можно было обнаружить, что кучи от остальной массы галечника отделяют как бы неглубокие канавки — места, откуда собирали гальку на их постройку. Я не оговорился — именно постройку, ибо то, что лежало передо мной, что я с удивлением и радостью обходил, было отнюдь не кучами, а настоящими погребальными сооружениями, сложенными из плиток так, что внутри всякий раз оказывалась небольшая овальная камера, предназначенная, по-видимому, для того, чтобы вместить в себя скорченное тело человека или то, что от него осталось. Ни для чего другого они были явно непригодны.

Я насчитал их около трех десятков. У большинства плиты обвалились внутрь, у других можно было заглянуть даже в камеру, чтобы убедиться в ее пустоте, но в том и в другом случае разрушение оказывалось очень давним: сдвинутые в сторону плитки ничем не отличались от тех, что лежали рядом на террасе. Во всяком случае, раскрывали их не геологи, которые даже не заметили эти каменные склепы, и не местные жители, которых расспрашивал в свое время Эрик Ховила. Любопытство разбирало меня заглянуть в один из сохранившихся курганов, но я сюда приехал не для раскопок. Мне было важно проверить рассказ геолога и выяснить, что же именно он видел.

К раскопкам следует прибегать только в том случае, когда иного выхода нет и когда «научное разрушение» оказывается единственным средством спасти памятник от просто разрушения.