Что заставило меня внимательно взглянуть на берега Пялицы? Только шлаки у Кузомени, на которые большинство археологов не обратило бы внимания. И даже не шлаки, а крица. Именно крица, а не топоры и меч, о которых мне рассказывали варзужане. Стоило мне прямо вернуться из Кузомени в Москву и зайти в библиотеку института, как я выяснил бы, что находки на «сухих буграх» ничего особенного не представляют, они относятся к XII веку и отмечают самую древнюю волну новгородской колонизации этих мест. На левом берегу Варзуги возле Кузомени в тридцатых годах нашего века был открыт и исследован небольшой могильник того времени, возникший на два с лишним столетия позже, чем хотелось бы мне.
Правда, была крица. Но и крица, если судить строго, не являлась столь уж весомым свидетельством. Именно так, используя опыт древних металлургов, вплоть до XVII века выплавляли железо из болотных руд монахи Соловецкого монастыря, преображавшие этот край своим неустанным трудом в течение четырех с половиной столетий. Остатки подобного железоделательного производства годы спустя я находил в других местах побережья Белого моря, которыми, как и Кузоменью, владел крупнейший хозяин Севера — Соловецкий монастырь. Теперь я могу сказать даже больше. Не только в XVIII, но даже в XIX веке именно так для собственных нужд и на продажу добывали железо поморские старообрядцы, смекалистые и предприимчивые соперники соловецких монахов…
Не сохранилось все это в памяти у кузоменцев? Но память людей — вещь сложная и капризная. Положиться на нее можно лишь с большими оговорками. Была когда-то плавильня, была кузница, потом сгорела, и о ней забыли. Возможно, произошло это в 1568 году, когда на Терский берег, в особенности же на варзужан и кузоменцев, обрушился знаменитый «Басаргин правеж», проще говоря, погром, которым, по государеву слову, руководил опричник Басарга Федорович Леонтьев. Его рейд с опричным отрядом по берегам Белого моря приравнивался в документах того времени к голоду и «лихому поветрию». На эти документы я наткнулся еще раньше, собирая материалы по Терскому берегу, а потом, вернувшись к ним снова, мог по достоинству оценить размах хозяйствования Ивана IV в своем уделе. Могло статься, что после Басарги об этой кузнице просто некому было помнить…
Собирая шлаки на песчаных буграх над Варзугой, я о многом еще не подозревал, а о другом не вспомнил. Только так оказалось возможным опознать в уже виденном мною холме над Пялицей скандинавский курган, а чуть позднее рядом с ним — остатки древних строений. Все это произошло, и по дороге в Москву у меня впервые шевельнулась мысль, что за всеми этими открытиями стоит проблема куда большая, чем только следы викингов, бывавших на беломорских берегах.