Честно говоря, я мог быть доволен итогом. Пора было, что называется, «завязать» с Биармией, тем более что меня влекли новые загадки и новые горизонты. Вопросы, на которые я не успел найти ответа, следовало оставить для других, чтобы и они могли идти к своим открытиям таким же путем, каким шел я сам: от надежды — к разочарованию и от разочарования — к новой надежде…

И все же что-то меня держало. Весь тот обширный материал, который я пытался «сбросить» в дальнее хранилище памяти, обладал каким-то непонятным для меня излучением. Он словно бы сигнализировал о незавершенности работы, какой-то неоднозначности выводов, словно бы то, что было сделано, не доведено до конца, а то, что прочитано, прочитано не совсем так, как надо.

Что это было? Ощущение ошибки? Подсознательное чувство иных решений, не нашедших своего воплощения?

Я возвращался к этому каждый день, часто помимо воли. Пересматривал свои заметки, заново перечитывал тексты, просиживал снова в библиотеке морозными, туманными днями, когда на стол падал круг желтого света, обливая то ломкие старые, то шершавые и глянцевые страницы новых книг и журналов. Я снова рассматривал географические карты, с помощью лупы разбирал и выписывал по привычке названия, поражавшие своими созвучиями или прямым тождеством… Другое захватывало уже меня, другое вело путями тревожных озарений, и я не мог понять, что нужно от меня этим бьярмам и викингам, как будто бы я не сполна расплатился с ними, вернув их корабли из бесполезного плавания вокруг Нордкапа в теплую и богатую Балтику!

Потом я шел домой по стылым, взвихренным зябкой московской метелью улицам, с которых вместе со старыми домами исчезли спасительные изгибы и повороты, перешагивал через снежные змеи поземок и думал. Думал все о тех же викингах, представляя их в такое же время за зимними пиршествами, когда трещат в очаге бревна, пламя пляшет на лицах, дым растекается по балкам, на которых сверкают кристаллики копоти, звучат хвастливые пьяные речи о летних подвигах, капает с мяса на столы, на бороды, на колени жир, льется пенное пиво, хмельные песни вырываются в приоткрывающуюся дверь и тонут в безмолвии снежных сугробов, под которыми лежат вытащенные на зиму корабли, имена стран и народов сменяют друг друга и…

Как гоняют на диктофоне ленту, чтобы найти одно-два случайно вырвавшихся у собеседника слова, которые потом станут ключом к разгадке всей беседы, я пропускал в своем воображении бесчисленные картины оживающих саг. Перед моим мысленным взглядом проходили кровавые схватки викингов, морские сражения и рукопашные бои, песчаные холмы Западной Двины, увиденные однажды сквозь современную застройку ее берегов, сосны и шорох волн в Юрмале…