В кельтских языках находили себе объяснение имена русских князей и их дружинников; через кельтские языки расшифровывались названия днепровских порогов. Кельтские имена сохранялись у поморских славян и у литовцев. Как показал еще А. А. Шахматов, в русском языке остались заимствованные у кельтов слова, такие, как «слуга», «тать», «отец», «щит», «вал», «бояре». Знаменитая денежная единица Древней Руси «куна» находила соответствие в кельтской серебряной монете «кунос» и в кельтском «гуна» — шкура, поскольку, как известно, на Руси использовались в качестве денежных знаков связки старых беличьих шкурок.

Примеры не были случайными созвучиями. Их подтверждение можно было найти у ибн-Фадлана, который писал, что «дирхемы русов — серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы… Ими они совершают меновые сделки…».

Филологические разыскания Шахматова прямо подтверждались свидетельством арабского путешественника, который имел дело все-таки еще не с русскими людьми, а с русами-кельтами.

Между тем я обнаружил в древнерусском языке еще одно заимствованное слово, не менее интересное.

Один из ранних редакторов «Повести временных лет», лежащей в основании всего русского летописания, под 1071 годом поместил любопытнейший рассказ о волхвах, которые сеяли смуту и мятеж в ярославском Поволжье и дальше, в окрестностях Белого озера, — именно там, где теперь нам известны остатки поселений балтийских русов.

По сведениям летописца, не указавшего года, однажды в «Ростовской области» был большой недород, которым воспользовались «волхвы», — по-видимому, языческие жрецы, — появившиеся в Ярославле. Они шли вверх по Волге и далее по Шексне, потому что в конце концов оказались у Белоозера. Сопровождало их большое количество людей. Волхвы мутили народ, утверждая, что недород произошел по вине «лучших жен» или «старой чади», прячущих «гобино». В доказательство они хватали женщин из зажиточных семей и на глазах у всех, словно бы прорезав у них кожу за плечами, вынимали жито и рыбу. Доказав таким образом их вину, они убивали женщин.

Ситуация, надо сказать, не очень понятная, тем более что волхвы — или сопровождавшие их люди? — забирали себе «имение» этих «лучших жен».

Поход волхвов был отмечен кровопролитием и мятежом.

В это время на Белоозеро пришел Ян Вышатич с дружиною, собирая дань с земли для киевского князя Святослава Ярославича. Узнав, что волхвы подсудны его князю, Ян Вышатич потребовал их выдачи от местных властей, угрожая, что в противном случае не уйдет отсюда. Когда после короткой схватки волхвы были пойманы и приведены к Яну, он спросил их о причине таких многочисленных убийств. Волхвы отвечали, что «те держат изобилие; если истребить их, то будет гобино; вот, если хочешь, вынем из них жито, рыбу или что другое».