И был один — самый лучший, который Гуссейн почему-то вязал очень редко.

Раз поздно вечером шёл Гуссейн по городской улице и видит: в окнах, обращённых к порту, мерцают красные огненные зубчики. Больше, больше, и вот уже на всех стёклах заплясали молчаливые красные человечки.

— Пожар! — закричали люди. — В порту пожар!

Гуссейн бросился туда.

На причале было светло как днём. Горела баржа с нефтью. Только не Гуссейнова, а другая, что стояла рядом.

Огонь бил из неё, как из громадного примуса.

Пожарники поливали её водой из шлангов, но потушить огонь не могли.

— Убрать её! — кричали люди про баржу. — Убрать. Сейчас взорвётся!

Подошёл большой горбатый буксир. С него на баржу бросили канат. Теперь главное — его привязать.

Двое смельчаков влезли на баржу. Задыхаясь от дыма, они набросили тугой пружинистый канат на тумбу и спрыгнули на берег.

Буксир потянул. Петля на конце лопнула, и канат змеёй сбежал с тумбы.

Тогда крепить его полезли трое.

Молча следили за ними люди.

Вот канат снова на тумбе. Вот он завёрнут узлом.

Буксир дёрнул. Канат соскочил и плюхнулся в воду. Больше охотников лезть на баржу не находилось. И тогда все увидели, что какой-то матрос вылил на себя ведро воды и прыгнул на баржу.

От него сразу же повалил пар.

Матрос на лету поймал брошенный с буксира мокрый канат и, присев на корточки, начал вязать его за тумбу.

От жары куртка на нём сразу высохла и надулась пузырём.

Петля… Ещё петля…

— Готово! — крикнул матрос.