По мере ослабления империи Габсбургов укреплялся австрийский и немецкий национализм. В первые годы XX века евреи воспринимались как космополитические марионетки антинационального и антидемократического Габсбургского режима. Уже в 1884 г. лидер социал-демократов Карл Каутский предупреждал: «Наши антисемиты… намного опаснее немецких, поскольку умеют прикидываться оппозиционерами и демократами и тем возбуждают к себе симпатии рабочих» (Carsten, 1977: 16). Опаснее были они и в простом, житейском смысле. Хотя самые жестокие проявления антисемитизма, начиная с 1930-х, относятся к Германии, по-видимому, в преследованиях евреев — погромах, грабежах, локальных высылках евреев еще до «окончательного решения» — участвовало больше австрийцев, чем немцев (Botz, 1987b; Bukey, 1992: 214–219).

Накал австрийского антисемитизма часто объясняют экономическими причинами: рабочий класс ненавидел евреев за богатство, а средний класс видел в них соперников (Pauley, 1981: 16–17). Это может быть справедливо лишь для Вены, где проживал 91 % австрийских евреев. За пределами столицы евреев было очень мало, и они не могли никому составить конкуренцию. В Вене же их было 10 % от общей численности горожан — заметное и процветающее меньшинство. В 1914 г. венские евреи принадлежали в основном к среднему классу и получали хорошее образование. Евреями были 35 % учащихся Венской гимназии (лучшее учебное заведение города) и 28 % студентов городского университета. Это были люди высокой культуры. Достаточно вспомнить таких европейских гениев, как Фрейд и Малер. Евреями были 62 % городских адвокатов и дантистов, 47 % врачей, 27 % профессуры, 18 % директоров банков. В их руках находилось 94 % рекламных агентств, 85 % мебельных магазинов, 70 % виноторговли и текстильного производства (Pauley, 1987: 154155). Это очень впечатляющие цифры. Евреи обеспечивали работой 200 тысяч служащих христианского вероисповедания, хотя в производственном секторе экономики и в других городах евреев было мало. Таким образом, в отличие от Германии, австрийский антисемитизм имел выраженную экономическую мотивацию: недовольство горожан еврейским финансовым капиталом и недовольство села еврейским засильем в городах.

Однако, за одним важным исключением, нацизм и австрофашизм имели более сильные позиции там, где евреев было меньше. За пределами Вены евреи составляли лишь 2 % населения. В столице евреи могли в каких-то профессиях составить конкуренцию христианам, но в провинции такого не случалось. Мало евреев было среди учителей, еще меньше — ничтожная четверть процента — среди государственных служащих и еще меньше среди военных. Однако нацизм завоевывал свои позиции именно в государственных учреждениях, особенно в приграничных Каринтии и Штирии, где евреев почти и не было. Хотя со временем австрофашизм завоевал средний класс в Вене, больше всего его поддерживали провинциальные города и село. Похоже, чем дальше от реальных евреев, тем привольнее жилось антисемитам. Еврей стал популярным символом большого города, враждебного селу. Впрочем, возможно, такое объяснение более подходит для австрофашизма, чем для более городского нацизма.