Города и столица с ее демократическим фасадом в новом национальном государстве оказались в двусмысленном положении: с одной стороны, они являли собой будущее нации, с другой стороны — были ее коррупционной, космополитической антитезой. Ли-везяну (Livezeanu, 1990; ср. Nagy-Talavera, 1970: 258–260) считает, что крестьянский национализм, идейными носителями которого были студенты — выходцы из деревни, был направлен против столицы, монарха, элит, буржуазии и евреев. Крестьяне и крестьянские дети, получившие образование, были призваны разрушить этот мир и превратить Румынию в органическую нацию-государство. В этом есть преувеличение. Большинство крестьян оставались лояльными более демократическим партиям, чем Легион, хотя тот и пользовался значительной поддержкой на селе. Да и сам фашизм не ограничивался одной крестьянской общиной. Он пустил корни в государственном секторе, в армии, в рабочей среде. Социализм был слабым и национально «чужеродным», но и капитализм ассоциировался с евреями, мадьярами, немцами, греками и заемным французским капиталом. Румынские рабочие, особенно в столичных пригородах, имели прямую выгоду от государственного патронажа и были сторонниками сильного государства, но не капитализма. Капиталисты были для них евреями — враждебными чужаками. Легион стал в какой-то мере преемником разгромленных социалистов и предложил рабочим единственно возможную форму коллективной организации — фашизм. Рабочие восприняли фашизм как часть коллективного договора.

В эту схему легко встраивается и характерный для Румынии мощный антисемитизм. Националистам нетрудно было направить радикальный популизм в русло антисемитизма. Но лишь Легион смог добавить к этой картине завершающие штрихи: национальное чувство, закаленное в горниле борьбы с внешними и внутренними врагами, верность историческим корням, веру в великое будущее нации, скроенное по фашистскому лекалу. Сравнивая результаты голосований по разным регионам, мы убедились в том, что фашизм черпал силу там, где влияние национал-государственников сочеталось с присутствием этнически чуждых элементов, виновных в «иностранной эксплуатации». Наличие евреев провоцировало антисемитизм, но само по себе не могло породить фашизм. Для его появления нужно было создать образ несчастной пролетарской нации, существованию которой угрожают народы и государства-эксплуататоры.

Разнохарактерные социальные группы: национал-этатистский средний класс, рабочие, крестьяне — поддержали фашизм по разным мотивам, к этому их подталкивал и антисемитизм, который в Румынии имел более материальную и пролетарскую форму, чем в нацистской Германии. Считалось, что евреи эксплуатируют румынский народ, поэтому фашистский антисемитизм находил отклик среди тех, кто считал себя главными жертвами этой эксплуатации. Легион говорил от лица всей румынской «угнетенной» нации. Угнетатели были не иностранцами, они были инородцами, чужими среди своих, а посему с ними предстояло разобраться на месте — изгнать угнетателей за пределы страны, укрепить границы, очистить кровь нации, добиться единства и прогресса. Из следующего тома моей книги, посвященного этническим чисткам, станет ясно, насколько далеко ушли румынские фашисты и их союзники по этому пути.