Называть режим Антонеску «фашистским» не вполне правильно, хотя историки довольно часто используют этот термин, когда говорят о нем[1283]. Следует помнить, что начиная с января 1941 г. в Румынии не допускалось ни одной массовой партии или движения фашистского толка, а члены Железной гвардии подверглись преследованиям даже более суровым, чем любая другая политическая группировка, включая коммунистов. При режиме Антонеску фашистские политики межвоенного периода не играли существенной роли, и диктатор управлял главным образом через своих доверенных генералов; гражданские лица, сыгравшие сколь-нибудь заметную роль в его администрации, были преимущественно бывшими карлистами, лишенными каких-либо убеждений, включая нескольких перебежчиков из исторических партий – НЦП и НЛП. Не было в Румынии и партийных военизированных формирований, подобно СА или СС в нацистской Германии. Совершённые этим режимом преступления против человечества планировались, утверждались и осуществлялись «обычными» гражданскими функционерами, а также армией, жандармерией и полицией. Это не означает, что все служащие в публичной администрации, армии, полиции и жандармерии были преступниками; только малая их часть запятнала себя кровью невинных людей, но большинство молчаливо согласилось и в конечном счете как-то смирилось с «необходимостью» и «справедливостью» подобных действий. Немало было также и добровольных убийц, хотя большинство преступников «всего лишь» исполняло приказы. И лишь очень немногие боролись со злом.

Современным румынам нравится считать себя жертвами коммунизма, бесчеловечного и преступного режима, который был навязан им извне Советами и установлен при активном участии чужаков и очень небольшого числа этнических румын, при соучастии западных демократий, которые согласились оставить Румынию в советской зоне влияния. Нельзя не согласиться, что такая точка зрения содержит в себе большую часть правды. Коммунистический режим действительно был репрессивным, бесчеловечным и преступным; он был навязан извне; на его первом – решающем этапе он пользовался бóльшей поддержкой со стороны этнических меньшинств, чем этнических румын (хотя не следует забывать и о поддержке этого режима со стороны части этнического большинства, когда он вступил в свою националистическую фазу); и западные демократии не начали войну с Советами за освобождение Восточной Европы, что позволило коммунизму в Румынии просуществовать так же долго, как в Советском Союзе[1284].

Верно также, что, когда в 1940 г. Румынии пришлось выбирать между нацистской Германией и Советской Россией, бóльшая часть нации предпочла первую в ущерб второй из-за страха перед коммунизмом и традиционным российским экспансионизмом, который представлял собой более близкую и более очевидную угрозу, чем германский национал-социализм. Румыны, оправдывая в то время свой выбор, часто ссылались на румынскую поговорку: «хоть с чертом побрататься, лишь бы через мосток перебраться»[1285]. Но зачастую в этих самооправданиях отсутствует признание того факта, что союз Румынии с Гитлером с энтузиазмом приветствовался большинством румынских элит в ожидании скорой победы в войне против Советов и с осознанием того, что после войны Румыния останется в германской сфере влияния. Подобные оценки влекли за собой целый ряд важных последствий, среди которых и согласие, что Румыния должна приспособиться к будущему миру, в котором нацистская Германия будет играть ведущую роль, и решимость искать расположения нацистских лидеров, чтобы обеспечить стране наиболее благоприятный статус в послевоенной Европе. Используя удачное выражение английского историка Яна Кершоу, можно сказать, что, подобно многим нацистским деятелям среднего звена, которые «прокладывали себе путь к фюреру», стараясь предугадать его желания, так же поступали и многие румынские политики и интеллектуалы[1286]. Они «прокладывали путь» к сердцу фюрера Германии, полагая, что мир под господством этой державы будет состоять из «дисциплинированных», этнически «чистых» государств, основанных на «здоровой биологии» их населения.