А визгливый голос меж тем выпевает:
Не дожидаясь отыгрыша гармониста, разухабистый малый выстреливает в ответ:
Парни ржут, девки и бабы пытаются подавить улыбочки, городские, естественно, в некотором недоумении. Парень, спевший частушку, наслаждается общим к нему вниманием. Как раз через площадку, где танцуют, несли еще одну бревенчатую сбивку, круг плясунов распадается, гармонь, взвизгнув невпопад разок-другой, умолкает.
— Похабник ты, Николай, похабник! — ткнула в парня одна из торговок. — Отродяся ни у нас, ни в Рождествено, нигде такого похабника не было! Побойся Бога!
— Теть Варвара, че бояться-то! Бог высоко да далеко, а Медведь-то — он под боком! — хохоча, ответил ей Николай.
— Тьфу! Антихрист! — дружно загалдели бабы. — С ума спятили мужики! И без Медведя вашего жили, детей рожали!
Кто-то из мужиков — нервный, в красной рубахе, сухой и длиннорукий, в сердцах замахал на них:
— Дуры! Посмотреть на вас — глупые вы, одно слово — баба! Ишь ты, — жили! А как жили? Как? Детей! А на кой их, детей-то? Чтоб и им так жить, как вы? Не-е-т! — грозит он им с убежденностью. — Теперя так не будет! Теперя мы… мы теперя!..
Он так переполнился чувством, что от возбуждения речь его прерывалась. Наш профорг, добродушно улыбаясь, разрешил ситуацию успокоительной длинной тирадой:
— Нет, друзья, тут, действительно, проблема, — начал он. — Вы к своей жизни привыкли, разумеется. У вас хорошо, чего говорить. Вон сколько народу к вам всегда ездило: кто рыбку половить, кто уток, зайцев пострелять, за грибами или просто так, на природе пожить. Вроде бы глушь, деревня, а человека тянет, тянет сюда, в медвежий уголок. Таких мало осталось.
— Верно говоришь, верно! — загалдели бабы. — А скажи, человек хороший, зачем тогда ентот-то! (Это, как можно понять по кивкам да по взглядам, о Медведе.) На кой его-то выдумали?
Профорг, все так же улыбаясь, развел руками:
— Так ведь прогресс, мамаша, жизнь идет. Теперь вот автомобилизация, глядите, на частных машинах к вам едут, и значит…
— Ну-у, это вы зря, насчет прогресса, — перебил его зам по кадрам, бывший то ли политруком когда-то, то ли оперативным уполномоченным, — надо проще. Поймите, дорогие женщины, продадите по пять кило яблок за день, это хорошо? А? — обратился он к бабам. — Вот для вас, вы торгуете, это как для вас будет?
— А ничаво… — стеснительно закраснелась баба. — Пять килов-то. Целковый!
— Во-от! А теперь, смотрите-ка, завтра, потому что он у вас есть, — указал кадровик на Медведя, — завтра десять килограмм сможете продать. Лучше будет для вас, — как?