Голос его подвел этой ночью, но он продолжал ему доверять, потому что чувствовал, что неумолимые факты подступают и наваливаются, как болезнь вторгается в легкие или в желудок. Дерзкий бразилец трахает его жену. Алвеш вернулся в отель и вошел к ней в номер или повел ее в свой. Если он сорвется прямо сейчас, то сможет их там застукать, и это станет уж точно последней партией этой ночи, сыгранной не картами, а телами.
– Мне надо ехать!
И только сейчас Мумия протянул руку над столом. Его рукопожатие было сильным, как у нормального человека. После чего он забрал свой камень-талисман.
IV
IV
– И что же его заставило так внезапно уехать? – спросил Фальк, снимая слой румян с лица и втирая в кожу кольдкрем. – У него кончились деньги?
– Дело не в деньгах. У него их куры не клюют, как тебе известно.
Фальк передернул плечами.
– Сюрпризы случаются.
– Но не в этот раз.
– Так что же его спугнуло?
– Я слишком устал, чтобы продолжать игру. Я внушил ему кое-какие мысли относительно его жены. Передал ему кое-что от другого – Алвеша.
– Интересно, – заметил Фальк, отворачиваясь от раковины.
– Не слишком. – Он лишь временно влез в мысли американца, но пробыл там достаточно долго, чтобы понять: мысли его с гнильцой, и больше там делать было нечего.
– Раз ты устал, так поезжай поспи. Вызвать тебе машину?
– Я лучше пройдусь пешком.
На земле нет места безопаснее утреннего Сингапура. Но и в ночное время тут неопасно. Чем и славен Сингапур! Это вечное чудо занимало рослого мужчину в белом льняном костюме, когда он, выйдя за ворота Сентозы, зашагал по виадуку мимо острова Брани в сторону города. На ходу он ощупывал лежащий в кармане камень. Кроме этого камня, ничего больше у него с собой не было. Да, ему хотелось спать. Но сначала, размышлял он, надо перейти через виадук и свернуть на Лабрадор-вилла-роуд. Ему хотелось поглядеть там на птиц.
Одного этого – птиц – было достаточно, чтобы смириться с тем, что Эдгар Фальк обосновался в Сингапуре, в заливе Сентоза. Огромные бакланы – по крайней мере один уж точно – всегда были там, словно дожидались его прихода. Морская птица его детства следовала за ним повсюду, во все уголки мира, начиная с пляжа Стинсон-Бич. Он мог бы взять себе новое имя в честь той птицы: Александер Б. Баклан.
Или мог бы оформить документы на свое нынешнее прозвище – Мумия. Пошловатое, но во всяком случае отражающее преемственность с прошлым.