За две недели до доклада стало ясно: война с соседями — не спецоперация, а именно война, полная преступлениями, убийствами детей и изнасилованиями их матерей. Кутя сбежала с уроков и, прячась под капюшоном и маской, расклеивала в подъездах антивоенные листовки, скачанные во мгновенно образовавшейся сети сопротивления. Вернувшись в школу, она шла мимо кабинета, куда завуч вызвала мальчиков на собрание.

Из кабинета неслось что-то о многоголовой гидре Запада и неонацистах-бандеровцах. Кутя сунула голову в дверь и показала фак с такими остервенением, что собрание рассмеялось. Завуч настигла её и, едва не вцепившись в красные волосы, крикнула, что сдаст в полицию. Когда же Кутя спросила, как связан цвет её волос с полицией, завуч внесла свой нос в её личное пространство и пробормотала: «Эл-га-бэ-тэ и предательство — одно и то же».

Зато класс не бросил. После доклада все долго хлопали и парни подваливали молча пожать руку. На крыльце Кутю подкараулила Маевская, делавшая вид, что презирает их чат. Зачёсывая прядь за ухо, она сказала: «Я думала, ты выёбываешься со всеми этими словечками. Сорри, я не понимала, что значит это…» Кутя засмеялась: «Узаконенное неравенство! Я сама поняла, только когда стала читать её письма».

Небо по воспитательной работе швыряет в Кутю горсти колючей крупы, но подъезд уже близок. Серебряные спицы уведомлений звенят неуместно, однако всё же успокаивающе. Арпеджио разблокированного смартфона, и — «Кутечка, погляди, тебя запрещают».

Входя в лифт, она кликает на ссылку. В кабину врывается писк новостей: принять закон… блокировать… зачистить… токсичный контент… атакует устои… навязывает чуждые ценности… раскручивает нормальность нетрадиционной семьи…

«Я буду биться, — стучит Кутя пальцем по экрану, вколачивая каждую букву, — я буду биться как последняя мразь и выгрызать право каждого на понимание, на равнозначимость личного выбора. Мы все тут думаем, что Мария Трубникова, Мартин Лютер Кинг и другие всё за нас сделали и нам не надо бороться ни за какие права и что имперодрочеры и тираны вымрут. Нет. Они воспроизводятся, как нефть, уголь, газ, пружинные матрасы и будильники, — в семьях, где нет несобственнической любви и принятия (все мы знаем такие). Насильники ссут потерять свою власть и ради этого готовы снести полмира своими ракетами. Так прошлое продолжает жрать будущее и хочет сожрать нас. Надо сопротивляться».

Двери открываются.

* * *

Стекло с разбежавшимися по пыли трещинами сгустило лучи в поток, ослепляющий как магниевая вспышка. Пронзив окна бременского кафе в четырёхэтажном магазине, недавно восстановленном из руин, солнце подожгло замершие на стойке бутылки и остановилось на ботинке господина, восседающего на стуле.