Под мертвую тишину окруживших бойца духов Жаргал сел возле него на корточки и начал молча всматриваться в лицо связиста. Советский солдат, а по сути — мальчишка из глубин-ки, которому едва исполнилось девятнадцать лет, который еще год назад гонял на крыше голубей, смотрел одним заплывшим глазом на жестокого матерого воина, не знающего пощады вра-гу, как и его древние предки. Так они молча смотрели друг на друга, наверное, пару минут. Смотря в обветренное, каменное лицо полевого командира, паренек понял, что участь его пред-решена… Приближение неминуемой смерти сковало страхом его молодое, полное жизни сердце… Воля в нем, побившись о стальные оковы этого страха, притихла и замерла… Мозг, потря-сенный увиденным, выбросил с избытком адреналин в кровь. И чувство, что это происходит не с ним, наполнило его разум.

Жаргал резко встал, что-то громко выкрикнул, и тут же двое духов подняли бойца и поставили перед ним. Он достал из-за пояса кривой нож, приблизился вплотную к парнишке, схватил его за волосы и потянул назад голову. Так же молча, не спеша, он начал перерезать шею мальчику… Тот не сопротивлялся, он не издал ни единого звука, только какое-то хлюпанье и кло-

237

котание вместе с кровью вырывалось из разрезанного горла, да и его тело временами конвульсивно дергалось… Дойдя до позвоночника, Жаргал, как матерый забойщик скота, резким движением руки, держащей паренька за волосы, сломал его и спокойно продолжил отрезать голову дальше. На его лице не дрогнул ни один мускул. Отрезав еще совсем недавно симпа-тичную, озорную, с юношеским пушком на верхней губе голову мальчика и подняв ее вверх перед собой, полевой командир выкрикнул боевой клич всех моджахедов:

— Аллах акбар!

— Аллах акбар! — вторила ему озверевшая от молодой, горя-чей крови толпа.

Двое духов, что держали парнишку, отпустили тело, и оно безжизненно рухнуло под ноги полевого командира… Молодое сердце все еще работало, и сонная артерия начала обильно, пульсируя, окрашивать в багряный цвет серые плоские кам-ни… Тут же моджахед швырнул голову по узкой каменистой улочке… Она покатилась, забрызгивая кровью все те же серые камни… Когда голова остановилась, то на Жаргала смотрел один затекший глаз, но в нем уже не было юношеского огонька — он был пуст… Впервые за это время каменное лицо полевого командира преобразилась — его черты изобразили брезгливость… Он снова присел на корточки теперь уже перед обезглавленным парнишкой и стал вытирать залитую кровью руку и свой кривой нож о хэбэ совсем еще юного пацана из глубинки, нелепо лежа-щего без головы на улице горного кишлака за многие тысячи километров от своих голубей… Вытерев руку и нож, моджахед поднялся. Его лицо приняло опять каменный вид, и он молча, не оглядываясь, быстро зашагал куда-то…