Он провел их в здание через двери восточного трансепта, и сквозь Большой Зал – в комнату, называвшуюся, как сказал гостям хозяин, Приемной Кардинала; там, на монастырском трапезном столе, на серебряной посуде, для них был сервирован парадный обед. После обеда жена Кавалера показала пантомиму: аббатиса монастыря, встречающая новых послушниц. Мне показалось, что это подходящая тема, доверительно сообщила она Уильяму после представления.

Внутри большая часть помещения была заставлена лесами, на которых неотчетливо виднелись фигурки мастеровых, плотников, штукатуров и каменщиков, их было пятьсот, и работали они круглосуточно. Нервно смеясь, проклиная своим высоким, напряженным голосом медлительность архитектора и нерасторопность рабочих, сразу же забывая о раздражении и отдаваясь восторженным мечтам о том, что здесь когда-нибудь будет, Уильям вел гостей по коридорам с крестообразными сводами, по освещенным серебряными светильниками галереям, вверх и вниз по винтовым лестницам. Жена Кавалера, которой оставался всего месяц до родов, храбро эти лестницы преодолевала. Кавалер, поглядывая на фигуры в капюшонах, с обнаженными мускулистыми руками, освещавшие им путь большими восковыми фонарями, прятал улыбку.

Это храм искусства, – объяснил Уильям гостям, – где будут усиливаться все яркие ощущения, которых жаждут наши убогие органы чувств, и пробуждаться все возвышенные мысли, на которые способен наш хрупкий дух.

Он показал им Галерею длиною в триста пятьдесят футов, где будут висеть его картины, Сводчатую Библиотеку и Музыкальную Комнату, где на клавишных инструментах он будет исполнять все достойные произведения.

Некоторые комнаты, более или менее подготовленные к осмотру, были обшиты панелями, в них висели разноцветные, как павлиний хвост, занавеси, пестрящие голубым, пурпурным, малиновым. Но Уильям, казалось, все больше и больше тревожился о том, что гости не понимают значения увиденного.

Вот моя Часовня, – показал он. – Вы должны представить повсюду золотые подсвечники, эмалевые раки, вазы, потиры, дароносицы, украшенные бриллиантами. Купол будет из полированного золота.

А здесь пусть ваше воображение нарисует двери из фиолетового бархата, расшитого пурпуром и золотом, – сказал Уильям. – А в этой комнате – ее я называю Святилище – решетчатые окна, как в исповедальне.

Я изрядно замерз, – пробормотал Кавалер.

А у каждого из шестидесяти каминов, – невозмутимо продолжал Уильям, – будет стоять золоченая филигранная корзинка с ароматическим углем.

Темнота, холод, мерцающий свет факелов – Кавалер почувствовал дурноту. Его жена жалела, что поблизости нет стула или молельной скамеечки, куда можно было бы опустить тяжелое тело. Дым от факелов ел глаз Героя.