Наступление на исламские институты

По официальным оценкам, через десять лет после революции лишь 20,7 % детей в возрасте 8-11 лет ходили в школу, и большинство школ, которые они посещали, не были советскими [Ромиз 1927: 83]. Сохраняющийся культурный авторитет мусульманского образования, низкое качество и ограниченные ресурсы советских школ – все это, вместе взятое, выводило большую часть мусульманских школ за пределы сферы влияния государства. В 1926 году школьное образование вновь оказалось под пристальным вниманием властей, и обсуждением судьбы старометодных школ, которых в Узбекистане насчитывалось более 1000, с примерно 35 000 учащимися, занялась совместная комиссия наркоматов просвещения и юстиции. Рассматривалось три варианта: позволить старым школам умереть собственной смертью, которую многие считали неизбежной; реформировать их и превратить в современные школы; немедленно упразднить. Вопрос носил серьезный практический характер, и дискуссия по нему вскоре выплеснулась на страницы периодики. Руководитель Академического центра при узбекском Наркомпросе Н. Инаяти изложил реформистскую позицию, утверждая, что, поскольку советские школы не смогут принять 35 000 учеников, которые в случае упразднения мактабов очутятся на улице, последние следует реформировать за счет родителей[863]. 22-летний А. X. Хашимов, только что вернувшийся из Института красной профессуры, ратовал за упразднение. Реформированные мусульманские школы попадут в руки «наших врагов», так как ими завладеют муллы и баи. Они будут лучше советских, привлекут детей «широких рабоче-крестьянских масс», и тем самым основная опора советской власти окажется в руках ее врагов[864]. Партия, впрочем, уже определилась, избрав радикальное решение. И. А. Хансуваров, тогдашний заведующий агитпропотделом Средазбюро, отстоял «резкий перелом»[865], и к июню 1927 года партия начала закрывать такие школы, сперва в Ташкентской области, где их было меньше, а затем и по остальной республике[866]. В течение следующего учебного года упразднение старых школ было практически завершено. Директивы узбекского Наркомпроса о закрытии в октябре 1928 года были подкреплены декретом УзЦИК[867]. Упразднение мактабов не сопровождалось ростом количества или загрузки советских школ, что позволило бы принять 35 000 учеников мактабов. Партия-государство больше была заинтересована в уничтожении «пережитков прошлого», чем в построении будущего.

С медресе дело обстояло по-другому. Они сильно пострадали еще в годы, предшествовавшие открытию «идеологического фронта», так что в 1927 году Маннан Рамиз не видел причин для их дальнейшего существования.