Однако, в отличие от других кампаний этого периода, худжум вызвал массовую ожесточенную реакцию. Большинство женщин не желали снимать паранджу: либо по их понятиям о благопристойности такой поступок был немыслим, либо они страшились общественного и нравственного бесчестья, которое навлекал на них столь решительный шаг. В глазах большинства мужчин наступление на паранджу было наступлением на их представления о гендерно-нравственном устройстве общества. Многие мужчины и женщины пытались уклониться от худжума или притворялись, что участвуют в нем. В некоторых местах люди устраивали протесты в мечетях и на улицах. В Чуете волнения переросли в беспорядки и закончились тем, что толпа растерзала милиционера, а затем разгромила здание горсовета[912]. В июле выступавший на митинге в одном из кишлаков под Кокандом оратор после угроз толпы вынужден был спасаться бегством в сопровождении охранявшего его милиционера[913]. Но в первую очередь за худжум поплатились женщины, отказавшиеся от паранджи. Сразу после запуска кампании ее участницы сделались мишенью ужасающего насилия. Их подвергали словесным оскорблениям, называя проститутками, оплевывали и домогались на людях, избивали, насиловали и убивали. Трудно установить хоть сколько-нибудь достоверные данные, но за три года кампании случились сотни смертей и еще больше изнасилований и избиений. В результате отказ от паранджи стал делом опасным и неприятным, и многие женщины, уступая безысходному страху, снова закрывали лицо. Насилие привело к таким резонансным случаям, как гибель молодых актрис Турсунай Саидазимовой и Нурхан Юлдашходжаевой, которые были убиты родственниками за то, что опозорили свои семьи. Они стали новыми мученицами.

Однако напуганы были не все. Насилие породило большую решимость среди активисток и женщин, недавно отказавшихся от паранджи. Давление со стороны женотдела вынудило власти Узбекистана ужесточить уголовное преследование за преступления против женщин. В октябре 1928 года государство приравняло убийство женщины, отказавшейся от паранджи, к террористическому акту. Проходили показательные судебные процессы, освещавшиеся в прессе. К 1930 году различные окружные суды начали вступать в «социалистическое соревнование», состязаясь, кто из них быстрее привлекает к ответственности за преступления против женщин[914]. Советское государство представляло себя защитником раскрепощенных женщин и покровителем новой жизни. Кроме того, женотдел призвал принять постановление о запрете паранджи, утверждая, что закон облегчит освобождение женщин, поставив им на службу мощь государства. Этот вопрос обсуждался в течение двух лет, и в апреле 1929 года, когда открылся III Съезд Советов Узбекистана, женщины прошли маршем по главному проспекту Самарканда, призывая принять такое постановление. То же требование выдвинула в своем выступлении на съезде представитель комсомола Саадат Шамсиева. Однако этому не суждено было случиться. Съезд отказался запрещать паранджи постановлением, заявив, что ключевая задача, без которой невозможно полное раскрепощение, – это привлечение женщин к участию в советских институтах и на работу. Отказ от паранджи по-прежнему должен был являться актом доброй воли, а не соблюдения закона [Kamp 2007: 207–210][915].