Глава 4

Глава 4

В предрассветных сумерках, на дороге перед казармой, там, где строился первый взвод, вспыхивали искорки, а пятью футами выше искорок раздавался кашель, отхаркивание и ругательства. Капрал Хейзкелл направил тонкий луч своего фонарика на список личного состава, который держал сержант. Тристрам, в стальном шлеме и шинели-реглане старинного покроя, выкрикивал фамилии, тотчас уносимые ветром.

– Кристи!

– Я!

– Крамп!

– Нет козла!

– Гашен… Хоуэлл… Мэкей… Мьюэ… Талбот…

Кое-кто откликнулся, некоторые отвечали непотребными звуками.

– Лучше пересчитайте их по головам, – приказал Тристрам капралу.

Капрал Хейзкелл поочередно направлял узкий луч своего фонарика в лица каждого трио стоявших в затылок друг другу солдат, высвечивая ряд безжизненных масок, ряд страшных видений в глубине ночной Атлантики.

– Двадцать девять, серж, – сообщил капрал. – О'Шон– несси застрелился вчера вечером.

– Взвод, смирно! – вполголоса скомандовал Тристрам. – Направо по три… быстрым шагом… левой… марш!

Этот сводный приказ был небрежно выполнен.

Высекая каблуками искры, взвод (левое плечо вперед… правое плечо вперед…) промаршировал до ротного плаца и, нестройно топоча, занял свое место. Под лай команд, волоча ноги и сверкая искрами из-под ботинок, подтянулись остальные взводы; командиры взводов заняли свои места в строю. Наконец появился и сам капитан Беренс – молочно-белое привидение в офицерском дождевике, – чтобы вывести роту на батальонный плац.

На плацу, ярко освещенном прожекторами, словно для праздничного представления, батальонный капеллан, зевая и поеживаясь, служил мессу, отбивая поклоны перед балдахином алтаря. Хлеб, которому предстояло претвориться в тело Господне, имелся в неограниченном количестве (в прошлом году вырос небывалый урожай), но настоящего вина еще не было: в чаше плескался попахивающий черной смородиной алк. Капеллан

– долговязый человек с несчастным лицом – благословил воинов на дело их; некоторые из солдат издевательски вернули ему благословение.

Во время завтрака, перекрывая мощью громкоговорителей чавканье и сопенье, командир части произнес напутственную речь.

– Вы будете бороться со злобным и бессовестным врагом, защищая правое дело. Я знаю, вы покроете себя сла… сла… сла… хрррр… нетесь домой живыми, а поэтому я желаю вам счастливого пути и удачи во всем.

«Жаль, – подумал Тристрам, попивая эрзац-чай в сержантской столовой, – жаль, что поврежденная пластинка заставляет звучать столь цинично речь, быть может, вполне искреннего человека».