Большую часть утра, сидя в наглухо задраенном трюме, Тристрам провел за чисткой пистолета, этого по-своему красивого оружия. Вообще-то он собирался отслужить свой срок, преподавая сугубо мирные предметы, и совсем не предполагал, что когда-нибудь ему придется применять это оружие. Тристрам представил себе выражение лица человека, застреленного из этого пистолета, он представил себе его лицо, превращенное в месиво из сливового джема, соединение удивления с другими чувствами на этом лице, он представил себя – вместе со своими зубными протезами и контактными линзами и всем прочим – вдруг превратившимся в человека, исполняющего акт убийства человеком другого человека. Тристрам закрыл глаза и мысленно ощутил, как его указательный палец мягко нажимает на спусковой крючок. Удивленное лицо, стоявшее перед его взором, было лицом Дерека. Один меткий выстрел – и оно превратилось в пудинг с джемом, водруженный на модный пиджак.

Открывая глаза, Тристрам мгновенно понял, каким он должен выглядеть перед солдатами: свирепым, с прищуренными глазами и улыбкой убийцы – примером для всех.

Но солдаты были людьми беспокойными, раздражительными, скучающими, склонными к фантазиям, но не расположенными мечтать о крови. Они сидели, уперев локти в колени и положив подбородки на ладони, глаза их остекленели от смутных видений. По кругу были пущены фотографии, кто-то наигрывал на самом меланхоличном из музыкальных инструментов – на губной гармошке. Солдаты пели:

Мы вернемся домой, Мы вернемся домой, Может, летом, может, летом, Ну а может, зимой, Может, утром, может, утром Иль во тьме ночной.

Тристрам лежал на спине, в голове его бродили грустные мысли, а по телу пробегали мурашки, когда он вслушивался в слова этой печальной короткой песни. Ему казалось, что он вдруг перенесся во времени и пространстве туда, где никогда не бывал: в несказанно древний мир, хранившийся в книгах и фильмах. «Фельдмаршал Китченер», «капут», «Боттомли», «бомбёры», «зенитки», «цеппелины», «братья Кросби» – слова ароматные и будящие мучительные воспоминания звучали в голове, переплетаясь со словами песни, словно подголоски.

Ты постой у ворот, Ты постой-подожди, Как корабль мой придет, Жди да жди, жди да жди!

Будем вместе мы Навсегда, Не уйду я больше Никогда…

Тристрам лежал, пронзенный каким-то ностальгическим чувством, тяжело дыша. То, что в нем происходило, не носило характера того явления, которое писатели-фантасты называют «свертыванием времени». Это был настоящий фильм, настоящий роман, и все крутом были втянуты в действие. Происходящее с ними было взято из романа, а сами они были действующими лицами чьего-то сна.