— Нет, Санечка, ты не ошибся… Ты никогда не ошибаешься. Я хочу те… чтобы мы быстрее шли.

Мы идем, стараясь не торопиться, и торопимся.

На углу площади одинокий автомат. Она смотрит внимательно на него.

— Ты хочешь позвонить?

— Да, Саня… если только тебе это не очень неприятно, — она смущена.

— Что ты, Наталья, конечно.

Она входит в будку автомата, доставая двушку. Как у нее изящно даже это получается. Набирает номер.

Я отхожу от будки подальше. Стою и разглядываю ее. Она действительно сегодня прекрасна. Я не верю, что эта женщина, стоящая сейчас отдельно от меня, принадлежит мне, близка, она моя, — и я снюсь ей.

Внезапно она вешает трубку на рычаг и выходит ко мне белая как полотно.

— Саня… — она давит рыдание.

— Что случилось, Наталья, ты вся побелевшая?

— Аннушка заболела… — я едва успеваю схватить ее за плечи, она уже падала.

— Это мое наказание за тебя, Санечка, — шепчут ее губы, неживые.

Она как будто невменяемая, она бормочет:

— Мне надо быть дома, мама будет звонить через полчаса.

Она падает лицом в мою шею и уже не сдерживается. Слезы градом текут сквозь рыдания. По-моему, она оплакивает меня тоже.

Я хватаю такси как ненормальный и только говорю ему «быстро», «быстро», ничего не соображая.

Мы несемся, он послушал меня, по набережной в обратном направлении к ее дому. Она приходит в себя.

— Саня, прости меня, мне так жалко… я так хотела… быть у тебя.

— Что ты, Наталья, что ты…