Теперь Ивенрайт приближался к кульминационной точке — он слегка присел, и голос у него стал нежным, как у Спенсера Треси, когда тот побуждал своих соплеменников к действию.
— И я говорю вам, парни, запомните: если мы не уговорим этого упрямца, так его растак, чтобы он разорвал… свой незаконный контракт с «Ваконда Пасифик», если мы, как и собирались, не загоним этих толстожопых в угол своей забастовкой, если они не начнут бегать там кругами в своем Фриско и Лос-Анджелесе, так как им к весне будут нужны бревна и лес, если мы не сделаем этого в ближайшем будущем, пока дождь не размыл дороги так, что их уже будет не восстановить, можете или сказать своим бабам, чтобы они привыкали жить на государственные пятьдесят два сорок в неделю, или идти подыскивать себе другую работу! — Он с мрачной решимостью кивнул своим слушателям и наконец с торжествующим видом повернулся к стоящему в стороне стулу, где с непроницаемым видом режиссера на прослушивании восседал Дрэгер. — Разве вам так не кажется, Джонни? — Раскрасневшись от искренности и заливаясь потом от близости печи. — Разве вы иначе воспринимаете наше положение?
Тедди смотрит. Дрэгер любезно улыбается, ничем не выдавая своего отношения к представлению.
— Так что же ты предлагаешь, Флойд?
— Пикет! Я предлагаю пикетировать их лесопилку. Давно надо было это сделать, но я хотел дождаться, пока вы сами дозреете.
— А что мы выдвигаем в качестве претензии? — спрашивает Дрэгер. — По закону мы не имеем права…
— К черту закон! — взрывается Ивенрайт, не настолько непроизвольно, насколько делает вид, но, черт возьми, уже пора погорячиться! — Провались он в тартарары! — Дрэгер, кажется, слегка удивлен этим всплеском и замирает, держа горящую спичку над своей трубкой. — Я хочу сказать, Джонатан, мы должны снова начать работать!
— Да, конечно…
— Значит, надо что-то делать.