Подобного рода расширению и развитию основной христологической идеи способствовало вовлечение преп. Максима в споры с севирианами и ознакомление с богословскими течениями, отразившимися в противомонофиситской полемике. [2210] Под влиянием указанной основной идеи, антропология (учение о первобытном состоянии человека) ставится у преп. Максима в глубокую связь с христологией, и точнее определяются моменты искупления и, соответственно, спасения. Это, так сказать, третья фаза духовного развития св. отца, отразившаяся в его колоссальном труде «Вопросоответы к Фалассию». Она характеризуется поворотом от отвлеченных философских умозрений к конкретным истинам христианского богословствования, от естественного созерцания природы — к умозрительному видению духовных истин Писания. Здесь мы наблюдаем возвращение от теоретических интересов «Амбигвы» к старым практико-аскетическим интересам «Глав о любви», но не в первоначальной примитивной форме, а в новой форме, осложненной созерцательным элементом (λόγοι промысла и суда в практической философии) и живой сотериологической идеей (воплощение Христа в душах верующих).

Но раскрывая свои воззрения каждый раз с новой точки зрения, расширяя и углубляя их, проходя, так сказать, разные фазы развития, — которые, надо заметить, удивительным образом совпадают с тремя ступенями духовно-нравственного развития человека, указанными преп. отцом в его аскетической системе, [2211] — преп. Максим не забывал и не оставлял пройденного, а органически претворял его в достояние своего духа, с новыми приобретениями не меняя старого достояния. Аскетика его осталась той же, какой была и при написании «Глав о любви»; учение о практической философии осталось тоже таким же, оно лишь углубилось «созерцательным» элементом и основной идеей о таинственных воплощениях Христа. Органическое соединение философских («Амбигва») и богословско-умозрительных («Вопросоответы к Фалассию») стремлений преп. Максима находим в «Главах теологических». Это, так сказать, наиболее зрелое его произведение.

Неизвестно, к чему привело бы преп. Максима дальнейшее раскрытие богатых сил его духа, если бы внимание его не было отвлечено догматическими спорами эпохи. Под влиянием этих споров мистические интересы его постепенно затихли и поглощены были полемическими. На очередь выступили тревожные вопросы времени, вызванные безрассудными мероприятиями византийского правительства в целях унии с севирианами. Еще злополучные «главы» Кира в 633 г. заставили встревожиться преп. Максима и направить слово свое против севирианства (и соответственно, попыток унии с ним). Но опасения его вскоре были развеяны уступчивостью константинопольских церковных сфер, так что события 633 г. промелькнули для преп. Максима как неприятный эпизод, лишь на время омрачивший его душевный покой. Даже издание экфесиса (638 г.), пока его не проводили в жизнь, [2212] не вызвало резкой полемики св. отца с новою ересью. Но чем дальше, тем больше полемические интересы выступали на первый план. И объяснялось это все новыми и новыми, и притом неуклонными, попытками византийского двора к разным религиозным реформам. В 641 г., когда появились толерантные указы в пользу севириан, преп. Максим решил выступить пред правящими кругами в Константинополе в роли, так сказать, эксперта по религиозным делам. Он стал писать письма к высокопоставленным лицам (Ер. 1 и 2) с указанием на неправильность нового направления церковной политики. Но вскоре преп. Максим убедился в безуспешности своих попыток, особенно по монофелитскому вопросу, и повел полемику с ересью, воздействуя на частных лиц, напр., через Марина пресвитера на Кипрского архиепископа Аркадия I. [2213] Так последовательно, все более и более развивалась полемическая деятельность преп. Максима, причем сперва она велась диалектически, на основании определений (ὅροι, Variae definitiones, [2214] cp. еще Ер. 13, 15) основных христологических понятий, а затем на основании авторитета святоотеческих писаний («Томос к Стефану»). В конце концов, борьба поглотила все жизненные интересы преп. Максима и безраздельно владела им до мученической смерти. В последние годы после Латеранского собора 649 г. (когда преп. Максиму пошел уже восьмой десяток), она заметно ослабела, и главным выражением ее служили кратенькие письма. Но главное дело преп. Максима уже было сделано — истина защищена, и оставалось лишь ему самому увенчаться венцом доброго подвига. Таков в общих чертах ход развития литературной деятельности преп. Максима.