После вышеприведенного установления границ следует ответ на вопрос: в какой области бытия мы можем говорить о φύσις, а в какой о ὑπόστασις?
«Кратко говоря, об „одной природе“ (φύσεως μιᾶς) главным образом говорится в отношении тех вещей, которые единосущны (ὁμοούσια) и у которых общий смысл бытия. А понятие ипостаси (ὑποστάσεως ὅρος) обозначает или те вещи, которые тождественны по природе, но различаются по числу, или те вещи, которые состоят из разных природ, но обладают общностью бытия одновременно и взаимно. Я имею в виду, что они обладают общностью бытия не потому, что совосполняют сущность друг друга (это касается только сущностей и того, что сказывается о них существенно и что называется качествами), а потому, что природа и сущность каждой из них созерцается не сама по себе, но вместе с другой, которая соединена или связана с ней. Это касается не только души и тела, но и других вещей, у которых общая ипостась, но особая природа и различный смысл (λόγος)».
«Кратко говоря, об „одной природе“ (φύσεως μιᾶς) главным образом говорится в отношении тех вещей, которые единосущны (ὁμοούσια) и у которых общий смысл бытия. А понятие ипостаси (ὑποστάσεως ὅρος) обозначает или те вещи, которые тождественны по природе, но различаются по числу, или те вещи, которые состоят из разных природ, но обладают общностью бытия одновременно и взаимно. Я имею в виду, что они обладают общностью бытия не потому, что совосполняют сущность друг друга (это касается только сущностей и того, что сказывается о них существенно и что называется качествами), а потому, что природа и сущность каждой из них созерцается не сама по себе, но вместе с другой, которая соединена или связана с ней. Это касается не только души и тела, но и других вещей, у которых общая ипостась, но особая природа и различный смысл (λόγος)».
Из данного текста следует, во-первых, что для Леонтия природа и ипостась не являются синонимами, и, во-вторых, что особые значения каждого термина не обобщаются и не противопоставляются с особой тщательностью. Например, Леонтий говорит, что первой специфической чертой природы является предикат бытия, но у Севира Антиохийского мы встречаем более точное определение, когда он соединяет этот предикат не с природой (φύσις), а с сущностью (οὐσία), которая этимологически восходит к εἶναι «быть». Важно обратить внимание на то, какие приводятся примеры употребления обоих терминов и как Леонтий с логического уровня переходит к реальному. Он рассматривает формулу «одна ипостась в двух природах» как применимую не только к человеку, который, несмотря на свои две природы (то есть тело и душу), является одной ипостасью. Мы еще обратимся к этой оригинальной «антропологии», поскольку это очень важно для понимания богословия Леонтия.