Во время их ласковой беседы со мной я несколько освоился с неземным сиянием их красоты, и мой страх прошел; но он вернулся, когда покровы пали с божественных тел и они предстали передо мной, как сама, ничем не затемненная красота. Долго переводил я беспомощно взоры с одной на другую. Но надо было наконец решиться. Я взял у Гермеса принесенное им яблоко и передал его Афродите.
Гера и Паллада гневно сверкнули на меня очами и ушли, не удостоив меня ни одним словом на прощание; но Афродита, победительница, положила мне руку на плечо и сказала: «Снаряжай корабль и отправляйся в Спарту; там во дворце Менелая ты найдешь его жену Елену: она и есть та, которую я обещала тебе. Чем на небесах Афродита, тем на земле Елена. Итак, поезжай в Спарту и предоставь мне остальное». С этими словами она ушла. Затем ко мне подошел Гермес и опять коснулся меня своим золотым жезлом; я снова погрузился в глубокий сон, от которого проснулся лишь к вечеру.
Энона внимательно прослушала его рассказ; ее лицо не раз принимало не столько гневное, сколько озабоченное выражение. Но последние слова Париса ее, казалось, успокоили.
– Теперь для меня ясно, мой друг, что все это приключение тебе лишь приснилось. Какой там спор на свадьбе Пелея и Фетиды? Эта свадьба состоялась уже давно, и теперь у Пелея есть взрослый сын. И легко было Афродите посылать тебя в заморскую Спарту: не царевич же ты, право, чтобы по собственному желанию снаряжать корабль? Нет, не иначе, как «полуденный демон» тебя искушал картиной соблазна: он любит это делать. Но тут есть другая сторона, более важная: хотя и во сне, а все же ты согрешил против трех великих богинь, и притом трижды. Во-первых, ты приписал им недостойное небожителям тщеславие: подумать, что девственная Паллада, строгая Гера спорили с Афродитой из-за первенства в красоте! Во-вторых, они у тебя даже спорить не могли честно, а старались тебя подкупить подарками, да еще такими несообразно большими. А в-третьих, ты даже – в чем я особенно узнаю действие полуденного демона – заставил их сбросить свои покровы перед тобой! Такой сон оскверняет, мой милый, и я не буду спокойна до тех пор, пока ты не смоешь его проточной водой и не очистишь души молитвой оскорбленным тобой богиням.
– Ты права во всем, – грустно ответил ей Александр, – особенно же в том, что ты говоришь о корабле. Да, конечно, я не царевич, чтобы таковой снарядить. Забудем об этой безумной мечте.
Но сам он о ней забыть не мог. Жизнь потекла дальше тем же порядком, но прежней невинной веселости уже не было.