Тем не менее в состязании мемов значение имеет не только истина. И евиониты, осложнив для язычников присоединение к движению Иисуса, стреножили свою версию этого движения8. Евионитское учение подавило внешние сетевые факторы, в то время как версия христианства, которой придерживался Павел, была словно специально создана для максимального увеличения числа этих факторов. И версия Павла победила.
Серебряный призер
Серебряный призер
Версия христианства, которая, по-видимому, финишировала второй в борьбе за титул господствующей, обладала теми же свойствами максимизации внешних сетевых факторов. Ею стала монолатрическая разновидность христианства, известная под названием маркионитства. Ее основатель Маркион считал, что в Еврейской Библии говорится об одном боге, гневном боге-творце, а Иисус явился как другой бог – любящий, предлагающий спасение из земной выгребной ямы, выдуманной богом-творцом. Маркион принял распространяемое Павлом учение о межнациональном «братолюбии».
Маркион, который за два столетия до официального утверждения канона Нового Завета занялся сбором и обобщением и стал, по сути дела, первым человеком, собравшим раннехристианские писания в канон, включил в него многие послания Павла, а также одно из четырех евангелий, от Луки9. (Чтобы не объединять бога спасения с богом-творцом, Маркион внес правку в текст Луки: Иисус называл Бога не «Господом неба и земли», а «Господом неба».10)
Принятие Маркионом учений Павла не помешало церкви первого соперничать с церковью, которую ученые позднее назвали паулианской – то есть с той версией христианства, которая в итоге стала господствующей и составила Новый Завет как канонический для себя. Соперничество обострилось, когда маркионитское христианство доказало свою жизнеспособность. Один христианин-паулинист II века с тревогой отмечал, что Маркион распространил свою версию евангелия среди «многих людей всех народов». К концу V века христианские епископы советовали путникам избегать случайных попаданий в маркионитские церкви11. Пожалуй, нам не следовало бы удивляться ожесточенной битве за господство в христианстве, учитывая, что обе стороны пользовались таким могущественным учением, как братолюбие.
Одна черта маркионитского христианства могла бы показаться далеко не оптимальной в стратегическом отношении: в отличие от Павла, Маркион сжег все мосты к иудаизму. Отвергая Еврейскую Библию и вымарывая еврейские темы из своего канона, он сделал невозможным то, что, по-видимому, удалось Павлу: пользование инфраструктурой иудаизма для логистической поддержки и вербовки. Но к тому времени как Маркион заявил об этом, паулинистская церковь так же решительно сожгла эти мосты. В конце I века христианство уже не считалось разновидностью иудаизма, и вскоре в церковных кругах на поверхность должен был всплыть неприкрытый антисемитизм.