Есть еще одна причина подозревать, что упомянутый стих – продукт эпохи, начавшейся после смерти Мухаммада. Он обещает спасение не только зороастрийцам, но и «сабиям». Судя по верованиям их современных наследников (иногда называемых мандеями), сабии, как и зороастрийцы, едва ли могли считаться приверженцами авраамической религии; они чтили Иоанна Крестителя, но считали Иисуса, Авраама и Моисея лжепророками. И (опять-таки, судя по их современным наследникам) у них было еще кое-что общее с зороастрийцами: место их компактного проживания находилось к востоку от владений Мухаммада, на территории современных Ирака и Ирана, – земель, завоеванных не Мухаммадом, а его преемниками10.
К какому бы периоду ни относился этот стих, ко времени Мухаммада или более позднему, он, по всей видимости, соответствует пику нарастающей инклюзивности спасения. В Коране есть немало стихов, подразумевающих, что иудеи и христиане достойны спасения. В трех таких стихах к списку добавляются сабии, а из этих трех в одном также фигурируют «огнепоклонники», то есть зороастрийцы. (В сущности, в этом же стихе можно прочесть, причем напрямую, что в список достойных входят и многобожники, но некоторые исследователи оспаривают такое толкование.11)
Возможно, все три стиха, обещающие спасение не только приверженцам авраамических религий, были действительно произнесены Мухаммадом. К концу своей карьеры он мог обнаружить, что на завоеванных им территориях есть места скопления сабиев и зороастрийцев, или же он заключил союз с городами, населенными теми, кто не придерживался авраамических религий. Но независимо от того, когда появились эти стихи, во времена Мухаммада или позднее, наиболее удачное объяснение для них – расширение сферы действия фактора ненулевой суммы. Заключая союз с приверженцами неавраамических религий или управляя ими, исламские лидеры, по-видимому, признавали необходимость поддерживать с ними сотрудничество.
Это напоминает растущую инклюзивность, которую мы видели в Еврейской Библии. До пленения Израиль зачастую враждовал с соседями, о чем говорится в писаниях времен пленения и до него. После пленения, когда Израиль стал частью Персидской империи, источник Р, явно высказываясь с одобрения персидских лидеров и в соответствии с их намерениями, приобретает более примирительный тон. И в еврейских, и в мусульманских писаниях имперские завоевания в конце концов преобразились в толерантность – по крайней мере, в пределах империи.
То же самое в некотором отношении справедливо для христианства. В Римской империи христианское спасение понимали в более узком смысле, чем мусульманское спасение, описанное в нескольких коранических стихах; обычно его не удостаивались неверующие12. Тем не менее при своем рождении христианство проявило новаторскую инклюзивность, распространяя авраамические писания независимо от межэтнических границ. Причиной такой открытости было то, что основатели христианства действовали на территории многонациональной империи. Стремление построить большую религиозную организацию привело их и потенциальных верующих к отношениям с ненулевой суммой, а этнический ассортимент этих потенциальных верующих был чрезвычайно богат.