Можно поспорить о том, действительно ли Йерон осмысливал происходящее так же четко, как предполагает де Валь. Но даже если шимпанзе еще не доросли до однозначных выводов, то уже близки к ним. Если представить себе, как усложняется их политика (становясь похожей, допустим, на человеческую), как они приобретают сообразительность (почти как люди), мы вообразим организм, который эволюционирует, начиная осознанно обдумывать причинно-следственные связи. А источником связей, о которых будут думать организмы, являются другие организмы, потому что место действия причинно-следственной связи – социальная арена. Когда в этой сфере происходит что-то плохое (например, вызов, брошенный альфа-позиции Йерона) или что-то хорошее (союзник, приходящий Йерону на помощь), плохое и хорошее случаюся ввиду действий другого организма.

Разумеется, и хорошее, и плохое в мире шимпанзе может быть разным: засуха, обильный урожай бананов и т. п. Однако нет причин думать, что шимпанзе хоть сколько-нибудь осознанно ломают голову над этими событиями – пытаются предвидеть засухи так, как предвидят поступки своих ближних. Как и нет причин полагать, что наши предки, которые еще не были людьми, действовали иначе. Вероятнее всего предположить, что когда естественный отбор создал ментальный аппарат для предсказательного обдумывания причинно-следственной связи, эту связь вызывали ближние, наши предки, которые еще не были людьми. (А он меня не ударит? А она от меня не уйдет?) Более того, когда наши предки впервые начали обсуждать причинно-следственную связь, то, скорее всего, их собеседниками были те же ближние. (Почему ты меня ударил? Ты знаешь, почему она от меня ушла?)

Я говорю не просто о привычке. Речь не о том, что нашим предкам случалось задаваться вопросами «почему?», размышляя о человеческих существах. Я предполагаю, что человеческий разум устроен, чтобы делать это, был «сконструирован» для такой цели в результате естественного отбора.

Поэтому неудивительно, что люди, в которых начало пробуждаться любопытство, занялись разговорами о том, почему случается плохое и хорошее, исходящее откуда-то за пределами социальной вселенной, и в конце концов пришли к ответам, логичным в этой социальной вселенной. И ответить на вопрос «почему», например «почему гроза разразилась как раз, когда на свет появлялся этот ребенок?», указав на что-нибудь Другое, нежели человекоподобное существо, было бы по меньшей мере странно.

Более ста лет назад Эдуард Тайлор писал, что «духи – это просто олицетворенные причины»⁹, однако он скорее всего не мог предвидеть, насколько глубоко простирается естественное олицетворение. В сущности, рассуждать об «олицетворении» или «персонификации» причин, – в каком-то смысле все перепутать. Лучше сказать, что современная научная идея «причины» – это деперсонификация человеческого существа или божества.