На первый взгляд все стороны стихийно сплотились в поддержке правительства. Но их единство было не таким прочным, как представлялось. Революция произошла под влиянием сильного нервного импульса, в котором нет места здравому смыслу. Однако при спокойном размышлении появилось убеждение, что падение Амиридов не решило всех проблем, не исправило все зло и не возместило потери. И при новом режиме остались причины для недовольства. У Махди не было ни особых талантов, ни достоинств. Он был распущенным, жестоким, кровожадным и таким бестактным, что очень быстро сумел настроить против себя всех. Для начала он расформировал войско из семи тысяч рабочих, которые поступили на военную службу. Поскольку Кордову нельзя было отдавать на милость низших классов, это была, безусловно, необходимая мера, но она не пришлась по душе населению, чья гордость – как-никак они совершили революцию – не уменьшила их желание получать высокое жалованье, ничего не делая. Следующим шагом Махди стала высылка из столицы большого количества славян Амридов и лишение постов тех, кто остался во дворце. Тем самым их подтолкнули в ряды оппозиции. Хотя, прояви Махди хотя бы немного такта, этого можно было избежать. Одновременно он оттолкнул от себя верующих. Не покидая дворца, он предавался легкомысленным развлечениям, и благочестивые мусульмане с ужасом рассказывали друг другу, что на его пирах играли сотня лютней и столько же труб. «Он такой же плохой, как Санчол», – говорили люди. Его называли пьяницей, обвиняли в том, что он нарушил мир во многих домах, на него писали пасквили, как и на покойного соперника. Варварство лишило его популярности. Вадхи послал ему головы некоторых жителей Марки, отказавших признать нового халифа. Махди приказал использовать их как цветочные горшки, установив на берегу реки напротив дворца. Ему нравилось смотреть на этот мрачный «сад», и он заставлял поэтов, среди которых был Саид, который сначала льстил Амиридам, а теперь – их врагам, слагать о нем стихи.

Уже нажив себе врагов в лице славян, в общем-то благочестивых и честных людей, Махди не делал никаких шагов, чтобы привязать к себе берберов, хотя они были его естественными союзниками. Это правда, что этих грубых воинов недолюбливали в столице. Население не могло простить им то, что они являлись инструментами деспотизма Амиридов, и, если бы Махди открыто покровительствовал им, он бы лишился остатков своей популярности. Однако, поскольку он не мог отослать берберов обратно в Африку, он должен был по крайней мере успокоить их. Но он этого не сделал. Наоборот. Он не упускал возможности показать им свою ненависть и презрение: он запрещал им садиться на коня, носить оружие, входить во дворец. В этом его безрассудство было удивительным. Привыкшие к уважению и придворной жизни берберы понимали свою силу и знали себе цену. Они не собирались долго терпеть подобное обращение. И однажды после того, как толпа разграбила многие их дома, Зави и еще два вождя пришли во дворец и потребовали наказания преступников. Устрашенный их решимостью, Махди извинился и, чтобы умиротворить вождей, приказал обезглавить зачинщиков беспорядков. Но, оправившись от первого испуга, Махди снова стал изводить берберов.